– Не могу утверждать, мой фюрер. Пока всё против него.
– Надеюсь, семья изменника арестована?
Гитлер опять посмотрел на Канариса, и тому пришлось вновь уворачиваться от прямого ответа:
– Об этом лучше спросить группенфюрера Гейдриха, мой фюрер!
– Да! – воскликнул Гитлер, – Гейдрих. За всё ответит Гейдрих!
Тут во взгляде фюрера что-то стало меняться.
– Но раз самолёт наш, – сказал он, – то что он делает в Данциге? Дело попахивает захватом. Надо немедленно требовать объяснений от русских!
Опоздали, неуважаемый Адольф Алоисович. Раньше следовало спохватиться, по части требований. А так сидит теперь в своём служебном кабинете глава внешнеполитического ведомства Германии Ульрих Фридрих Вильхельм Иоахим фон Риббентроп, а перед ним на столе союзная нота. А в этой ноте Москва возмущается по поводу несанкционированного пересечения воздушного пространства подмандатной Союзу территории, и извещает германское руководство, что борт-нарушитель силами ПВО Западной группы войск принудительно посажен на аэродроме близ города Данцига.
С этим Риббентроп и прибыл к Гитлеру, как раз в тот момент, когда тот собирался отпустить Канариса. Жестом приказав адмиралу задержаться, фюрер велел Риббентропу изложить цель незапланированного визита. Выслушав сообщение о союзной ноте, Гитлер какое-то время нервно расхаживал между застывшими Риббентропом и Канарисом, потом обратился к дипломату:
– И что дальше?
– Как только будут улажены все положенные в подобном случае формальности, самолёт обещают вернуть вместе с экипажем, и всем, что находилось на борту в момент задержания, – ответил Риббентроп, надеясь на то, что вопрос фюрера понят им правильно.
Теперь Гитлер обратился к разведчику:
– Такое, по-вашему, возможно?
– Думаю, да, мой фюрер, – ответил Канарис: – Только, – добавил «старый лис», – на борту, кроме экипажа, наверняка никого не будет.
Так и случилось. Когда самолёт приземлился, особисты Гейдриха сразу взяли лётчиков в оборот, и вот что узнали…
Дежурный экипаж коротал время за карточной игрой, когда поступил приказ срочно готовить самолёт к вылету. Только-только прогрели моторы, как на лётное поле въехал автомобиль с эсэсовскими номерами. Поднявшийся на борт седовласый господин в чине штандартенфюрера СС приказал немедленно лететь в Варшаву. Получив подтверждение с земли, командир экипажа стал выруливать на стартовую позицию…
В этом месте лётчиков прервали.
«Поднявшийся на борт штандартенфюрер был один?» – спросил следователь. Последовал ответ: «Нет, его сопровождали четверо чинов СС». На вопрос: «Не показалось ли вам, что полковник выглядит или ведёт себя как-то странно?» был получен ответ: «Да, показалось» – «Тем не менее, вы взлетели?» – «Таков был приказ!»
Ordnung ist ordnung (порядок есть порядок). Приказ – это порядок, а «показалось» – это лирика, к порядку отношения не имеющая. Против этого следователям возразить было нечего, и они предложили лётчиками продолжить показания.
До Варшавы долетели без происшествий. На земле борт покинул только один эсэсовец, остальные, в том числе и полковник, остались в пассажирском отсеке. Было приказано дозаправить самолёт и быть готовыми взлететь в любую минуту. Потому приходилось периодически прогревать моторы. Через два часа к самолёту подъехало несколько машин. На борт завели какого-то штатского. С ним поднялись прежний эсэсовец, и другой, высокий. Тут же последовал приказ взлетать. Вскоре после взлёта в кабину пилотов зашёл один из эсэсовцев и, угрожая применить оружие, приказал изменить курс и лететь в Данциг. После приземления все пассажиры покинули борт до прибытия представителей властей.
– Что дало русским право заявить об отсутствии на борту в момент досмотра самолёта каких-либо пассажиров, – заключил Гейдрих, выслушав доклад следователя. – Без выдумки, конечно, но и не придерёшься. С самолётом ясно. Кто отдал приказ на вылет, выяснили?
– Приказ в диспетчерскую аэропорта поступил из здания РСХА, – доложил следователь, – из кабинета штандартенфюрера Айсмана!
– Айсман, – покачал головой Гейдрих, – какой горький и показательный урок для всех нас!
– Да, – поддакнул следователь, – мы все возмущены и обескуражены его предательством!
Гейдрих посмотрел на подчинённого с интересом:
– Так вы полагаете, что Айсман был агентом вражеской разведки?
– Так точно! – вытянулся следователь.
– Расслабьтесь, дружище, – усмехнулся Гейдрих, – и не мелите чепухи. Айсман – агент! Как вам такое в голову могло прийти?
Вдоволь налюбовавшись видом обалдевшего от непонимания офицера, Гейдрих снизошёл до разъяснений:
– Я, в отличие от вас, хорошо знаю Айсмана. Он недалёкий человек и к тому же трус, качества, согласитесь, для разведчика неподходящие. Своей карьерой он обязан тому, что вовремя примкнул к движению. Этого хватило, чтобы получить чин и должность, но лишь в хозяйственном управлении. Ни к каким секретным материалам он допущен не был. Но право отдавать приказы и подписывать бумаги, касающиеся снабжения нашего ведомства, у него было. И, разумеется, он мог отдать приказ об отправке самолёта. Ах, как же ловко наши противники этим правом воспользовались! Нет, – вновь отрицательно помотал головой Гейдрих, – вражеским агентом Айсман не был. А вот предателем де-факто стал. И что в таком случае толкнуло его на путь измены, а? – Не дождавшись ответа от застывшего истуканом следователя, Гейдрих ответил сам: – Как ни странно – любовь. Своих жену и детей Айсман любил больше жизни, и, как теперь выяснилось, ставил выше долга и любви к фюреру! Или вы считаете, что я неправ? – посмотрел Гейдрих на следователя.
– Нет, группенфюрер, я как раз считаю, что правы вы, – разомкнул, наконец, губы следователь. – Тем более что семья Айсмана до сих пор не найдена.
– И вряд ли нам удастся её найти, – кивнул Гейдрих. – Эти парни – русские или англичане – сработали, надо отдать им должное, очень чётко. Нашли в нашей системе слабое звено, изучили все его возможности, выявили слабые стороны и очень ловко своими знаниями воспользовались! Думаю, семью Айсмана сначала похитили, а потом стали этим его шантажировать. Тряпка Айсман в обмен на гарантии безопасности для своих детей и жёнушки сначала провёл вражеского агента в здание РСХА… Кстати, удалось выяснить, по каким документам тот прошёл через КПП?
– Так точно! – ответил следователь. – В журнале регистрации значится «унтерштурмфюрер Клаус Игель».
– Из кабинета Айсмана этот Игель, который на деле какой-нибудь Смит или Петров, позвонил в аэропорт. Там же они подделали все необходимые для проведения акции документы – бланки с печатями и образцы подписей в распоряжении Айсмана имелись в достатке. Хотя авантюра, конечно, но ведь удалась! Интересно, где теперь Мостяцкий?
Президент Польши забился в кресло и, насупившись, слушал, что говорил Александрович. Помимо президента СССР, в кабинете находились Госсекретарь Жехорский и председатель ГКО Сталин. Битый час они по очереди пытались добиться согласия Мостяцкого на создание в приграничных районах Польши гуманитарной пятидесятикилометровой зоны. Но этот очевидный вроде бы шаг не находил у того ни одобрения, ни, казалось, понимания. Впрочем, причина такого поведения Мостяцкого легко объяснима. Прибыв в Москву, президент Польши первым делом навестил британское посольство, куда был срочно приглашён и посол Франции. Там, очевидно, и выработали ту линия поведения, которой Мостяцкий сейчас упорно придерживался. Выразив благодарность за своё чудесное спасение, Мостяцкий отказался поддержать план, предложенный союзным руководством. То, что вы предлагаете, панове, сказал он, не что иное, как «мягкая» форма оккупации польских земель. Пока наши вооружённые силы в состоянии оказывать захватчикам организованное сопротивление, я считаю такой шаг неоправданным и преждевременным! Другое дело, если СССР вступит в войну с Германией. Тогда польские границы для прохода союзных войск будут открыты незамедлительно.