Она похолодела от ужаса:
– Что вам нужно?
– Сначала я хочу, чтобы вы сняли это платье, легко, изящно и медленно. А я посмотрю.
Ее охватила дрожь.
– Кто вы? Чего вы хотите?
– Перестань, Беверли, хватит притворяться. Уж сейчас-то ты должна узнать меня.
– Я не Беверли.
– Я сказал, вылезай из этого платья!
Дрожащими руками она дотянулась до застежки и расстегнула «молнию».
– Почему вы делаете это, я не понимаю.
Он снял очки и отклеил бороду.
– Теперь понятно?
– Я не знаю вас!
– Хватит, Беверли, и толкни ногой свое платье сюда. Хорошо. Теперь лифчик и трусы.
Фрида решила, что пора. Она искала Лэрри Вольфа. Все это представление было для него. Наконец он оказался в нужном месте, почти в середине холла, близко от лестницы, и стоял лицом к ним, разговаривая с какой-то блондинкой.
– О'кей, – сказала она Банни. – Пошли.
Фрида оценила, как освещается лестница, и сказала:
– Спускайся медленно на двенадцать ступенек. Потом остановись. Стой и не двигайся, что бы ни случилось.
– Пожелай мне удачи, – попросила Банни. Фрида чмокнула ее в щеку:
– С тобой и так вся удача. Иди вниз и стой, чтобы они там все попадали, глядя на тебя.
Банни медленно пошла вниз и, когда увидела, что ее никто не замечает, пошла еще медленнее, задерживаясь на каждой ступеньке, держа руку на перилах. Когда несколько человек случайно взглянули в ее сторону и каждый прервал свое занятие, чтобы рассмотреть ее, она еще продолжала спускаться. Несколько человек прекратили разговор, потом еще несколько. Дойдя до двенадцатой ступеньки, она оказалась на самом освещенном месте, остановилась и замерла, чуть дыша.
Все больше и больше гостей поворачивалось в ее сторону, понимая, что что-то происходит, поднимали головы и замолкали. Тишину нарушали шепот и вздохи, и Банни услышала, как имя «Марион Стар» пробежало из уст в уста, подобно волнам от брошенного в воду камня.
Банни не очень грациозно облокотилась на перила, изображая томный вид, на ней было плотно облегающее платье из темно-коричневого бархата, и выглядела она так, словно ее окунули в шоколад. Черный парик обрамлял лицо, веки, покрытые темными тенями, производили впечатление тлеющих.
Несколько сотен гостей переводили взгляды с нее на фотографии Марион Стар и обратно. Выражение их лиц говорило Банни о том, что замысел Фриды удался. Банни была не просто актрисой в гриме – она была сама Марион Стар.
Пока все взгляды были прикованы к видению на ступенях лестницы, Смит вышел через парадные двери и направился к Саймону Джунгу. У них была намечена короткая встреча, и они вдвоем удалились.
Беверли, сидя у себя, наблюдала за спектаклем, разыгранным на лестнице, с таким же благоговением, как и остальные зрители. Банни Ковальски воскресила образ Марион Стар. Это было невероятно.
Люди начали аплодировать. Не очень дружно вначале, а потом с подъемом, и вскоре рукоплескал весь зал, о чем могла мечтать любая актриса. А за спиной Банни, одетая в скромный черный костюм, приобретенный у Армани, вдалеке от места триумфа своей компаньонки, стояла Фрида Голдман и пыталась поймать на себе взгляд Лэрри Вольфа, у которого на лице было написано: «Так поражен, что не могу поверить в это».
Сид Стерн, кусай себе локти!
А в это время в ванной похоти Дэнни обращался к Филиппе:
– Что-то интересное происходит внизу, дорогуша. Слышишь, как хлопают?
Филиппа была в наручниках. На ней еще остались бюстгальтер и трусики. Когда она отказалась снять нижнее белье, Дэнни сказал ей:
– Ну и ладно, дорогуша. Я же все-таки джентльмен. – При этом он налегал на свой техасский акцент. Потом он надел ей наручники, заведя руки за спину, и усадил на край хрустальной ванны. Теперь он сидел на унитазе из чистого золота и смотрел на нее. Он убрал пистолет – она бы и так никуда не делась – и достал нож.
– Вот этой штукой я прирезал твоего любимого блондинчика, – сказал он, трогая пальцем лезвие.
– Умоляю, – прошептала она. – Что вам надо? Отпустите меня.
– Безусловно, – ответил он с улыбкой. – Отпущу, как ты отпустила меня три с половиной года назад. Помнишь, как я умолял тебя?
– Во имя Господа Бога, я не знаю, о чем вы говорите!
– О Боже, Беверли! – прогремел его голос. – Хватит притворяться! Признайся в том, что ты совершила, и может быть, я буду более снисходителен к тебе. И хватит повторять, что ты не знаешь, кто я такой!
– Не знаю… лицо, может быть, и знакомо…