Она подошла к Эмбер, сердце ее сильно билось.
– Это ты взяла фотографии. Где они?
– Откуда я знаю? Почему ты беспокоишься о них? Они тебя никогда не навещают. Ты здесь уже месяц, а к тебе никто не приходит, писем ты не получаешь, и даже по телефону тебе не звонят. Поэтому не все ли тебе равно, где они?
Что-то дрогнуло в душе Кристины.
– Скажи, где они, а то пожалеешь.
– Почему? Что ты собираешься сделать? Побежишь к сестре Габриэле? Я подозреваю, что ты пожаловалась ей как мы к тебе относимся. Ты – жалка!
– А ты? Ты важничаешь, Александра Хантингтон, но к тебе тоже никто не приезжает, и не пишет, и не звонит! Держу пари, что твоя мать вовсе не графиня!
Воцарилось гробовое молчание. Эмбер посмотрела на Кристину уничтожающим взглядом. Затем медленно поднялась с кровати. Встав во весь рост с кровати над Кристиной, она сказала:
– Ты заплатишь за это! Ты очень, очень пожалеешь об этом.
Ганс медленно поднялся с пола. Кровь струилась по его лицу и капала на рубашку. Пошатываясь, он направился к Кристине, держа пистолет в руке и направляя его прямо на нее. Джонни не было видно, он стоял где-то рядом в тени и говорил: «Я не могу сейчас помочь тебе, Долли. Я должен уйти. Мы никогда больше не увидимся…» Ганс выстрелил, и Кристина закричала. Она открыла глаза и осмотрелась. Привыкнув к яркому солнечному свету, она осознала, что находится в спальне, одна. Была суббота, и девочки гуляли во дворе, встречаясь с посетителями. Даже Эмбер, хотя к ней никогда никто не приезжал, всегда приглашали присоединиться к какой-нибудь группе. Но Кристина, которая не могла вынести разочарования из-за того, что и в эту субботу отец не приехал, решила остаться в кровати. Незаметно для себя она уснула, и ей приснился этот кошмарный сон.
Посмотрев на часы, стоявшие на тумбочке, она вспомнила, что подошло время ежедневной раздачи почты. Быстро умылась, причесала волосы и вошла в приемную, как раз когда сестра Габриэла выкрикнула ее имя.
– Посмотри, Фризз! – сказала она, показывая конверт подруге. – Пришло из Италии! Мой отец в Италии! Видишь, какой толстый конверт? Как много страниц!
Когда они вместе вскрывали конверт, ни Кристина, ни Фризз не заметили быстрого, зловещего взгляда Эмбер, наблюдавшей за ними.
Все письмо было посвящено путешествию Джонни, и Кристина, сидя на кровати, громко читала его восхищенной Фризз, которая не получила почты. В письмо Джонни вложил фотографии Рима, Пизы и Флоренции, наклейку от бутылки «Кьянти» и даже билет Миланской оперы. Кристина разложила все это на кровати, и они с Фризз рассматривали, вздыхая и мечтая об Италии.
Наступил вечер, и последние длинные, печальные лучи солнца осветили блестящие открытки. Кристина почувствовала, как новая печаль охватила ее. Она хотела быть с отцом в Италии. Как сильно она скучает о нем…
К тому времени, когда они отправились обедать, радость Кристины сменила тихая печаль. Есть не хотелось, тем более что на ее тарелке опять лежали морковь и прессованный творог. Уставившись в тарелку, она не заметила, что стала центром пристального внимания.
– Эй, Кристина!
Она подняла глаза от тарелки и увидела одну из подруг Эмбер, атлетического сложения девочку по имени Джинджер, которая подняла что-то со своей тарелки.
Кристину как будто током ударило, когда она поняла, что это.
– Хочешь кусочек свиной отбивной? – прошептала Джинджер. Кристина не видела хитрого взгляда Эмбер, не слышала сдавленных смешков других девочек. Она видела только свиную отбивную, толстую и сочную, покачивающуюся в руке Джинджер. И вдруг она ощутила, будто находится опять в своей квартире, за длинным обеденным столом, а Джонни приплясывает на кухне, в фартуке поверх смокинга.
– Но… ты не хочешь ее съесть, Джинджер? – спросила она.
– У меня аллергия на свинину, – сказала девочка, бросая быстрый озорной взгляд на Эмбер. Кристина ничего этого не замечала. Ее взгляд был прикован к отбивной.
– Ну? – спросила Джинджер, покачивая куском мяса как маятником перед лицом Кристины.
– Да, – услышала Кристина свой голос, – если ты не хочешь его есть, то давай.
– Хорошо. Возьми, – сказала Джинджер и положила кусок на тарелку Кристины. Девочка, сидящая справа от Кристины, наклонилась и прошептала.
– Лучше не ешь здесь. Если мать-настоятельница застукает тебя…
– Да, – согласилась Кристина, быстро завернула отбивную в салфетку и положила в карман юбки. Она почувствовала, что волнуется. Съест мясо позже, когда потушат свет и все заснут. Она достанет отбивную и будет есть ее медленно, может быть, целый час, смакуя каждый жирный кусочек, и при этом будет перечитывать письмо Джонни и изучать каждую открытку.
Эмбер провела вечер в другой комнате, слушая пластинки в своем обычном окружении. Кристина осталась в комнате одна, надеясь, что отсутствие Эмбер – это признак того, что та начинает терять интерес к травле Кристины, а может быть, вскоре и вовсе оставит ее в покое. Приближалось время, когда гасили свет. Впервые за два месяца Кристина в хорошем настроении пошла в ванную умыться и почистить зубы. Папа написал ей письмо, а она, когда все заснут, собирается подкрепиться холодной свиной отбивной.
Но, вернувшись в комнату, она застала здесь всех девочек, а Эмбер сидела на кровати, держа в руке отбивную.
– Мы пришли посмотреть, как ты будешь это есть, – сказала она.
Кристина вдруг почувствовала, как тошнота подступает к голу.
– Что?
– Ты слышала. Подойди, поросеночек. Хрю-хрю.
– Пожалуйста, не надо.
– Так ты хочешь отбивную или нет? Если нет… – Эмбер сделала жест, будто хочет выбросить мясо в мусорную корзинку.
– Подожди, – сказала Кристина, – не делай этого.
– Ты хочешь это?
Она посмотрела на отбивную, стыдясь и смущаясь. Эмбер смеется над отбивной, а значит, смеется каким-то образом и над Джонни.
– Тебе хочется, – глумилась Эмбер, – я знаю, что хочется. Поэтому-то ты такая толстая. Ты только и умеешь, что есть, есть, есть.
Эмбер подняла отбивную высоко над головой и сказала:
– Если ты хочешь ее, то должна встать на колени и просить, как собака. Ну, давай, собачка, гав-гав.
– Оставь ее! – закричала Фризз, появляясь в дверях.
– Заткнись ты, – сказала Эмбер, а две девочки преградили дорогу Фризз.
– Пожалуйста, Эмбер, – сказал Кристина, – почему ты так поступаешь со мной?
– Делай, что я говорю, или я ее выброшу. На колени! Начинай поднимать свои лапки, как хорошая послушная собачка.
– Кристина, – закричала Фризз, – не делай того, что она говорит!
Эмбер шепнула что-то стоявшей рядом девочке, та шепнула другой. В следующую минуту они схватили Фризз и втолкнули в комнату, заведя ей руки за спину.
Взяв со стола ножницы, Эмбер медленно подошла к Фризз. Одной рукой она пощелкивала ножницами, другой держала отбивную, покачивая ею из стороны в сторону.
Со страхом и удивлением смотрели девочки, ожидая, что же предпримет Эмбер. Она поднесла ножницы к лицу Фризз и сказала:
– Мне кажется, что у этой девочки слишком много волос. Сейчас я ей их обрежу.
– Оставь ее в покое, – сказал Кристина.
– Съешь свиную отбивную, как хорошая послушная собачка, тогда не буду стричь. Иначе… – Эмбер со злостью помахала ножницами в воздухе.
Кристина смотрела на отбивную, которую Эмбер протягивала ей, но Фризз сказала:
– На делай этого, Кристина. Я не возражаю, пусть она обрежет мне волосы. Я ненавижу их. – В ее голосе послышалось всхлипывание.
Кристина чувствовала, что глаза девочек устремлены на нее. Она, казалось, слышала пугающе громкий стук своего сердца и переводила взгляд с лица Эмбер, полного холодного высокомерия, на расширенные от ужаса глаза Фризз.
– Нет, – сказала она, наконец, – я не буду делать того, что ты хочешь. И ты не смеешь обижать Фризз.
Ко всеобщему удивлению, она с силой оттолкнула Эмбер и оттащила девочек, державших Фризз. Посмотрев Эмбер прямо в глаза, Кристина медленно произнесла:
– Ты больше никогда не будешь обижать нас. Ты – подлая и жестокая, Эмбер, мне жаль тебя. И все, кто водятся с тобой и делают то, что ты им говоришь, вовсе не считают себя хорошими. – Она посмотрела на девочек, но они потупили глаза. – Ты насмехаешься над нами, потому что мы не так хороши, как ты, но по крайней мере у нас есть гордость. Мой папа учил меня уважать себя. Вот это я и собираюсь делать, Александра Хантингтон. Я больше не позволю тебе изводить ни Фризз, ни меня.