Когда они оказались в приятном полумраке виллы, до них донесся голос сеньоры Кортины, бранящей зеленщика, и его протесты, так как лук снова оказался в телеге. Лайза сочла наказание слишком суровым, чтобы из-за глупости щенка Педро лишился выгодного клиента. Устроившись в удобном кресле в библиотеке с бокалом бренди в руках, она попыталась найти ему хоть какие-то оправдания.
— На самом деле Педро ни в чем не виноват. Его пес не обучен и, естественно, непредсказуем. Но ведь он подчинился хозяину, когда тот остановил его. Не знаю, что Педро ему сказал, но пес ведь подчинился! И он меня не тронул!
— Допейте бренди, — спокойно приказал доктор и, когда она выполнила его приказ, забрал у нее бокал. Пристально глядя на нее, он объяснил: — В нашей стране не принято вмешиваться в отношения животных. Наши люди обычно иначе, чем вы, смотрят на выяснение отношений между животными. Вы должны запомнить это на будущее!
— Запомню, — пообещала она, и под серьезным взглядом его темных глаз краска смущения залила ее лицо.
Он испанец, в самом лучшем и привлекательном смысле этого слова, мелькнуло у нее в голове, умеющий мыслить и подавлять свои страсти. Даже родись он в той же среде, что и Педро, и будь вынужден добывать средства к существованию торговлей овощами, он все равно полностью отличался бы от Педро! Гуманный и эмоционально сдержанный, он умел экономить свои чувства. Мудрость, читавшаяся в его черных глазах, таила мудрость веков, потому что он видел и понимал гораздо больше, чем это можно было предположить при первой встрече.
Она мгновенно вспомнила свою первую встречу с ним — не в тот раз, когда впервые увидела его за столиком ресторана, а когда столкнулась с ним лицом к лицу на небольшой пристани в Сан-Сесильо, под лунным светом над морем. Он был очарователен и любезен. Позже она обнаружила, что он мог быть жестким и холодным. Сейчас она не могла с уверенностью сказать, что кроется за бесстрастной маской на его лице, но он в очередной раз проявил доброту к ней. Вдруг ее охватило чувство одиночества. Он был добр к ней, потому что она безрассудно рисковала собой, когда огромная черная дворняга повалила ее и она поцарапала руку. Доктор уже тщательно осмотрел царапину и, попросив прощения, на один момент удалился за своими принадлежностями, чтобы промыть рану и убедиться, что это не более чем царапина.
Когда он вернулся, она все еще пребывала в состоянии отрешенности: бренди, который убедил ее выпить доктор, подействовал на нее несколько угнетающе. Она понимала, что этого не произошло бы, если бы уже на протяжении нескольких дней она не пребывала в состоянии подавленности, а бренди просто оказался ключом, открывшим дверь ее тщательно скрываемым эмоциям. Она была не в состоянии анализировать свои чувства, но понимала, что они, кажется, скоро выплеснутся наружу. Когда доктор встал на колени рядом с ней и его голова оказалась в непосредственной близости от кончика ее подбородка и когда ее пронзила неожиданная жгучая боль, оттого что он промывал царапину чем-то из бутылочки, на ее глазах появились слезы, она тяжело вздохнула, и одна слезинка упала ему на ладонь.
Он взглянул на нее в крайнем изумлении.
— Это так больно? — воскликнул он. — Простите, но такими вещами не следует пренебрегать.
Он увидел, что она закусила дрожащую нижнюю губу, как обиженный ребенок.
— Ничего! — заверила она его, немалыми усилиями заставив себя сказать это. — Я вообще-то трусиха, только…
— Только сегодня утром произошло то, что вы испытали сильный шок, и кроме того, вас очень расстроило, что благополучие этого необычного создания, которое сеньора Кортина называет щенком, оказалось под угрозой! — бесконечно мягко произнес доктор. — Я все понимаю!
Лайза беспомощно смотрела на него, и слезы продолжали течь из ее глаз, напоминавших омытые росой серо-голубые фиалки. Несмотря на все усилия с ее стороны, нижняя губа продолжала предательски дрожать.
«Если бы он действительно понимал!» — думала она. Если бы только он понимал, что делает с ней его близость и каким абсолютно бесперспективным представляется ей ее будущее!
И вдруг ее охватила паника, что она может выдать себя, это испугает его, он уволит ее и отошлет обратно в Англию.
— Пожалуйста, простите, — в испуге умоляла она. — Это все от йода… Я не ожидала…
Но выражение его лица полностью изменилось, и блестящие темные глаза были полны сочувствия. Он поднялся с колен, сел рядом с нею в кресло, наклонился и, схватив обе ее руки, крепко сжал их.
— Querida [2], — произнес он, но Лайза была уверена, что ласковое слово случайно сорвалось с его губ. — По-моему, случилось и еще что-то похуже? У вас больше нигде нет повреждений? Эта скотина-собака не…
— Нет, нет, — успокоила она его, так как доктор был по-настоящему взволнован.
— Так ваше падение оказалось серьезнее, чем мне показалось на первый взгляд! Я немного поздно появился на сцене, иначе вы бы вовсе не упали! Вы сильно ушиблись?
Лайза улыбнулась сквозь слезы и усилием воли решительно подавила их.
— Я в полном порядке, — твердо заявила она.
Он посмотрел на ее руки, лежавшие в его больших смуглых мужских ладонях, и их вид заворожил его. Они были такими тонкими, белыми и ухоженными и не в первый раз поразили его своей хрупкостью и несхожестью с руками человека, вынужденного самому зарабатывать себе на жизнь.
— Однако, я считаю, вам следует подняться к себе в комнату и лечь. Я дам вам что-нибудь успокоительное…
Она мягко убрала свои руки.
— Чепуха, доктор. Я полностью приду в себя, как только переоденусь, — она посмотрела на дыру в ярко-розовом полотне платья — след ветки, за которую она зацепилась при падении. — Вымоюсь и приведу себя в порядок. — Она представила себе, на кого она похожа сейчас: лицо вымазано, волосы растрепаны и настойчиво лезут вперед, напоминая золотистый капюшон, обрамляющий ее лицо.
Доктор медленно перевел взгляд с ее рук на лицо, и хотя на нем он не уловил ни малейших признаков слабости, состояние девушки продолжало тревожить его. Лицо Лайзы было столь же пленительным, как и ее руки, но совершенно непроницаемым.
— Que… Мисс Уоринг, — произнес он так быстро, что его выбор способа обращения к ней не вызвал никаких сомнений, — скажите же, счастливы ли вы здесь?
Она с удивлением посмотрела на него:
— Счастлива? Ну разумеется, я счастлива!
— И вы не жалеете, что вообще приехали в Испанию? У нее расширились глаза, и сердце бешено заколотилось от страха: он догадался! Он догадывается!
— Я люблю Испанию!
В его глазах и голосе слышалось беспокойство.
— Мы однажды заговорили о розах — и одной совершенной розе, которую в один прекрасный день можно найти в саду. Для вас это…
Какое-то мгновение он выдерживал ее взгляд, но потом отвел глаза, встал и подошел к окну.
— Ваш молодой друг, Питер Гамильтон-Трейси, сегодня утром позвонил мне и попросил разрешения пригласить вас на ланч с его родственницей, какой-то пожилой тетушкой, приехавшей в Сан-Сесильо и с которой он хочет вас познакомить. А возможно, он хочет также, чтобы она познакомилась с вами…
Он повернулся и уставился на нее.
— Да, — ответила Лайза как можно небрежнее, — я ждала приглашения!
— И вы также ждали встречи с тетушкой?
— Да, я… он мне рассказывал о ней!
Лайза никак не могла понять, что означают его расспросы.
— Когда молодые люди представляют своим родственникам молодых подруг, у них обычно серьезные намерения. — Он стал ходить по библиотеке взад и вперед. — Во всяком случае, в Испании это говорило бы о более чем серьезных намерениях! Мне не очень хорошо известно, как подобные вещи делаются у вас, но я чувствую некоторую ответственность за вас, и мой вам совет — не позволяйте одиночеству втянуть вас в ситуацию, из которой потом вам будет трудно выбраться. Это не тот случай, — тут его коснулась язвительная усмешка, — если вы не изменили своего отношения к розам!
— Я, — начала было Лайза, но тут отворилась дверь, и донья Беатрис с любопытством уставилась на них.