Солнце этим утром грело на редкость сильно и жарко, но доброжелательно, словно извиняясь за вчерашнее ненастье.
Ничто при этом солнечном свете уже не казалось таким плохим, как на самом деле, и Лайзе хотелось вобрать солнце всем телом, всем своим существом, как успокоительный бальзам.
Но садик был частично затенен стенами дома, так что Лайза пробралась к краю скалы и начала спускаться по тропинке.
Сандалии на кожаной подошве, которые надела Лайза, скользили по влажным камням. На полпути она почувствовала некоторую неуверенность и оглянулась назад. Когда она увидела стену скалы, которая осталась так далеко позади, ее неуверенность стала еще больше, потому что крошечный коттедж показался ей почти недостижимым, а до пляжа было еще довольно далеко.
Лайза всегда не особенно хорошо переносила высоту и теперь поняла, что сделала глупость, не подкрепившись хотя бы чашкой чая. Вчера она почти ничего не ела — не было аппетита, да и что за интерес готовить еду только для себя одной? Сейчас она ощущала внутри довольно неприятную пустоту.
Она посмотрела вниз, и голова у нее закружилась. А когда посмотрела вверх, ей захотелось припасть к земле и схватиться за острые как иглы скалы, окружавшие ее.
А внизу водоворотом кружилось море, и брызги сияли в солнечных лучах. И лишь чайки пронзительными криками напоминали ей, что она не одна в этом затерянном мире.
Лайзу охватила легкая паника. Ей придется попытаться подняться на скалу; о том, чтобы продолжать спуск на пляж, не могло быть и речи!
Внезапно не очень отдаленный голос приказал ей оставаться на месте. Она поглядела наверх и увидела, что кто-то приближается к ней. С такого расстояния да при бьющем в глаза солнце она не могла различить, мужчина это или женщина. Но когда человек подошел ближе, она по голосу определила, что это, безусловно, мужчина. Он еще более властно приказал ей не двигаться. Не делать ни единого шага ни назад, ни вперед.
— Я буду с вами через минуту! — произнес спокойный голос, и сердце Лайзы подпрыгнуло в груди, а колени мелко задрожали. Это не обычный английский выговор… В нем присутствовал характерный акцент, который Лайза никогда не смогла бы забыть!
В следующий момент он оказался на тропинке рядом с ней — выглядевший типичным англичанином в твидовом костюме и небрежно струящемся галстуке, развевающемся на ветру и почти ударившем Лайзу по лицу.
Она зачарованно смотрела на смуглое, замкнутое лицо, которое никак нельзя было принять за английское, и в глаза, часто напоминавшие ей глубокие заводи. Только сейчас эти глаза тревожно блестели, губы были сжаты, сильный подбородок тверд. Черные волосы сверкали под солнечными лучами.
— Вы растерялись?
Он спрашивал спокойно, почти небрежно. Отвечая, она до крови закусила нижнюю губу.
— Должно быть. Я не очень хорошо переношу высоту!
— Но сейчас вы в полном порядке?
Он обнял ее и крепко держал. На какой-то момент ее изумление чудом его появления стало так велико, что она, не отдавая себе отчета в том, что делает, прямо-таки вцепилась в него, и доктор почувствовал, как она дрожит.
— Как вы попали сюда? — спросила Лайза после мгновений блаженного молчания, показавшихся ей вечностью.
— Это не имеет значения! — ответил он. — Вернемся на вершину скалы. И помните, вам нечего бояться, потому что я здесь и не дам вам упасть. Давайте же руку…
Она подала ему руку, и он взглянул в глубину ее глаз.
— Вы спустились одна, но вернетесь со мной! Это же так просто, querida! Понимаете?
Свободной рукой она откинула назад концы волос, которыми ветер хлестал ее по глазам, и он увидел, что ее серые глаза сияют, как неспокойная поверхность моря. Они были ясны, прозрачны и абсолютно доверчивы.
— Да, — ответила она. — Понимаю!
ГЛАВА 17
Когда они оказались в безопасности на вершине скалы, доктор не позволил Лайзе смотреть вниз, а подвел ее к деревянной скамейке возле входной двери в коттедж, усадил ее и сел рядом.
— Интересно, что бы произошло, если бы я не оказался здесь? — спросил он голосом, которого она никогда не слышала от него раньше.
Лайза посмотрела в его все еще тревожные глаза и заметила его невероятную бледность. Эта бледность была следствием того ужаса, который задним числом охватил его от сознания, что, не окажись он здесь вовремя, она вполне могла бы разбиться на этих острых, скалах. Когда это зрелище представилось ему, голос у него задрожал.
— Лайза, почему вы так поступили со мной? — хрипло спросил он.
— Почему?.. — Глядя на него, она без тени сомнения осознала, что сделала нечто такое, что преобразило его жизнь. Но, вспомнив свои недавние страдания, сделала вид, что не поняла его вопроса. — Не понимаю, что вы имеете в виду. Что я вам сделала?
Он печально, с упреком посмотрел на нее:
— Вы покинули Мадрид, не сказав мне ни слова! Ни слова не сказали даже Жиа! Если бы не мисс Трейси, я бы не узнал, где вас искать!
— А у вас были причины искать меня? — глаза девушки широко распахнулись, и она выпалила: — Я просто не понимаю, почему вы приехали, доктор Фернандес! Почему вы проделали весь этот путь, по-видимому догоняя меня! В любом случае мисс Трейси не имела никакого права говорить вам, где я нахожусь. Она обещала…
— Она обещала, — учтиво подхватил он, — не сообщать специально, где вас можно найти, но не отказывать в информации, если ее об этом спросят. А она, естественно, понимала, что ее об этом спросят, да и вам следовало понять это, Лайза! — Он накрыл своей рукой обе ее ладошки, отчаянно сцепленные на коленях. — О, querida, я все же хочу знать, почему вы сочли нужным подвергнуть меня такой мучительной тревоге за вас, особенно когда мисс Трейси рассказала мне, как вы были расстроены! Она тоже расстроена, потому что полюбила вас, и Жиа очень любит вас. Тогда как я…
— Вы? — произнесла она, отрывая взгляд от смуглой руки, возвращавшей жизнь и тепло ее пальцам, и глядя прямо ему в лицо.
У нее предательски задрожала нижняя губа, и ей пришлось прикусить ее, чтобы унять дрожь. Нетвердым голосом ей удалось сказать:
— Вы, доктор Фернандес, попали из-за меня в неловкое положение, и я думала, вы будете признательны мне, если я уйду с вашего пути. Я исчезла… Я приехала сюда…
— Да, но вот этого-то я и не понимаю! О какой неловкости вы говорите?
Она отдернула руки и закрыла ими глаза.
— Прошу вас! — приглушенно взмолилась Лайза. — Когда я вами, то всегда, кажется, веду себя не так, как следовало бы! Тот вечер, когда моя туфля застряла в булыжниках, потом эта несчастная царапина, с которой вам пришлось возиться, а я — Боже, как я была глупа! И наконец, я подвертываю ногу на балу у Эспинахо, а вы увозите меня домой!..
По ее щекам струились слезы, она пыталась скрыть их руками, но доктор горячо схватил ее пальцы, твердо отвел их от ее лица и посмотрел на нее.
— Даже если все это и так, то кто составил столь подробный каталог ваших прегрешений? — поинтересовался он. — И вы забыли еще кое-что… В ночь приема у Эспинахо вы позволили мне поцеловать вас!
— Д-да!
Она умоляюще смотрела на него сквозь слезы. Молила ли она еще об одном поцелуе или просила прощения за свою слабость на приеме в доме Эспинахо — никто из них не мог ответить на этот вопрос суверенностью, но сейчас он понимал, что больше не вынесет вида этой дрожащей губы, а она знала, что если бы его руки не обвили ее, она сама рванулась бы в его объятия.
Он сжимал се одновременно страстно и нежно.
— Дорогая моя, — ласково шептал доктор ей в волосы, — дорогая моя, милая и драгоценнейшая! О Лайза, я так люблю вас, и вы должны были это понять, понять с самого начала! Мне давно стало ясно, что вы бросаете мне вызов, но я так замшел в своей рутинной жизни, что не был готов ответить на него и отказался его принять. Но вот уже в течение нескольких недель я только и думаю о том, что никогда не смогу допустить, чтобы вы исчезли из моей жизни!..
— Но вы же собираетесь жениться на донье Беатрис, — запинаясь, слабо произнесла она ему в шею.
— В самом деле? — его, казалось, заинтересовали слова девушки. — Это для меня ново, дорогая. Как вы узнали об этом и когда?