— Елена Львовна, я нашла того, кто съездит на кладбище. Явился в белой рубашке. Совсем уже!
Директриса морщится, будто припоминает, как меня зовут. Глаза у неё воспалённые, красные. Похоже, тоже переживает.
— А, Филатов, хорошо. Поезжай тогда. Только сделай, пожалуйста, качественные фотографии, такие чтобы не стыдно было на школьном сайте разместить. И обязательно с нашими венками. Понял? Там их много разных. Найди наши!
Через десять минут я с трудом понимая, как меня так угораздило, уже сижу в автобусе, направляющемся в сторону кладбища, где похоронили Макарова. Вот уж и правда, чем сильнее от чего-то бежишь, тем настойчивее оно подступает.
Дорога до кладбища занимает сорок минут, а нахожусь я там не дольше десяти.
Покупаю у бабушек две пластиковые гвоздики и оставляю их на могиле Алисы, а на холмик Макарова стараюсь смотреть только через камеру телефона, пока фотографирую. Не хочу ни думать о нём, ни вспоминать.
Но всё равно, когда еду обратно и пересматриваю снимки, удаляя неудачные, невольно задерживаюсь на фотографии с большим школьным венком на фоне серой могильной плиты. А потом вдруг беру и, не преминув подписать: «У меня тоже есть жизнь», отправляю эту фотку Nelli, пускай полюбуется.
Глава 6. Нелли
Я продрогла до костей — пальцы не слушаются, а зубы стучат.
Тихонько поворачиваю в замке ключ, аккуратно составляю ботинки на обувной полке, вешаю косуху на золоченый крючок и на цыпочках пробираюсь в ванную.
В ней тепло и сыро, по зеркалу стекают струйки воды: видно, мама ждала меня и долго не ложилась спать, однако сейчас квартира погружена в благословенную тишину. Избавляюсь от тесного платья — оно воняет пивом, и я без сожалений забрасываю его в стиральную машину. Теперь понятно, почему такая одежда в почете у всяких извращенцев: носить ее — настоящая пытка.
Дрожа всем телом, встаю под горячий душ и наконец заново обретаю руки и ноги.
Согласна: просидеть полночи на пожарной лестнице, привинченной к стене заброшенного универмага, было глупо. Но явиться в таком состоянии домой и наорать на маму тоже стало бы не лучшим решением.
Пусть думает, что я зависла в компании и потеряла счет времени. В самом деле, не признаваться же ей, что пялилась в темноту с россыпями холодных огней, шмыгала носом, с мазохистским удовольствием прокручивала в голове момент очередного эпичного позора и все сильнее погружалась на дно, с которого можно не всплыть.
Черт возьми, все складывалось так удачно!.. И сегодняшний танец — первый после неуклюжей попытки столетней давности, когда очарованный ботаник из седьмого «В» отдавил мне все ноги, — был похож на сон.
Я бы все отдала, только бы Артем не слышал фразы этой разукрашенной стервы про мою мать, но беда в том, что Милана отчасти права: мама живет легко. А в небольшом городе оправдания вроде «я молода и свободна» не прокатывают и работают против тебя же.
Кутаюсь в огромное махровое полотенце с изображением желтой уточки, крадусь в комнату и, плотно притворив дверь, натягиваю любимую безразмерную футболку.
Небо за окном светлеет с востока, предметы мебели в утренних сумерках кажутся ожившими великанами — мрачными, молчаливыми, скрывающими страшные тайны.
Заторможенные мысли похожи на обрывки снов, ноги становятся ватными.
Заползаю под плед, ощущаю блаженство и проваливаюсь в темный глубокий колодец.
Трель будильника раздается так скоро, что я не могу в нее поверить и принять, но, открыв опухшие глаза, с прискорбием убеждаюсь: прошло три часа. Второе сентября, пора собираться в школу.
Воспоминания о вчерашнем вечере тут же обрушиваются валуном и придавливают: заявиться в класс и посмотреть в медовые глаза главному свидетелю безобразной сцены я не могу. Он наверняка начнет расспрашивать, как я докатилась до такой жизни. Или, что намного ужаснее, совсем не вспомнит обо мне и медленном танце — это тоже вполне возможно, потому что накануне от него несло, как от пивной бочки.
Милана наверняка успела рассказать ему о моей скромной персоне в таких ярких красках, что бедный парень, проходя мимо, будет напяливать медицинскую маску, перчатки и костюм химзащиты.
Какая там дружба. Теперь я даже не понимаю, откуда взяла самоуверенность и посмела на него посмотреть.
Всерьез подумываю повернуться на другой бок и умереть, но мама бесшумно вырастает у кровати, и ее грозный вид не сулит ничего хорошего:
— Нелли! — Такое обращение она употребляет только когда крайне возмущена. — Где ты пропадала всю ночь?