— А, ну тогда я приду. Конечно.
— Здорово. Но сейчас мне надо забрать… ту вещь. Увидимся.
В кармане Сакке раздаются начальные аккорды какой-то рок-композиции, и он достает мобильный, бросает извиняющийся взгляд на Йенну и исчезает вверх по лестнице.
Но что-то остается: не только запах одеколона, не только мелодия мобильного, которая будет играть в голове у Йенны весь день, — что-то еще, более теплое.
Оно остается в теле Йенны.
Ему там хорошо.
— Поэтому нам надо, надо пойти на дискотеку в пятницу!
Йенна трясет Сюсанну так, что у той чуть очки не слетают с носа.
— Ну заче-ем, — ноет Сюсанна, надевая куртку. — Нам же не нравятся дискотеки.
— Да мы никогда и не были на дискотеке, на настоящей! Откуда нам знать, нравятся они нам или нет? Мне очень, очень надо пойти, неужели ты не понимаешь?
Йенна призывно глядит на Сюсанну.
— Можешь идти одна, — говорит Сюсанна. — Ты все равно будешь только с Сакке обниматься.
— Да уж, прямо!
Йенна иронически фыркает, чтобы не показать, как внутри у нее все пузырится и искрит.
Обниматься с Сакке.
Сначала говорить с Сакке.
Потом обниматься с Сакке.
— Да уж, конечно, — повторяет Йенна. — Ни с каким Сакке я не буду обниматься, ясное дело. Мы вообще не из-за него туда пойдем. Ну, не только из-за него. Может, будет просто весело. Ну, правда ведь?
— Не знаю, — отвечает Сюсанна. — Я хотела пойти на конюшню.
— На конюшню можно когда угодно пойти! Ну давай, Сюсанна, ну сделай хоть что-нибудь крутое!
— С каких это пор дискотека — «что-нибудь крутое»? — Сюсанна мрачно смотрит на Йенну.
Йенна не отвечает, а только наклоняет голову, сжимает ладонь Сюсанны.
— Миленькая, добренькая Сюсанночка, ну пожа-алуйста.
Сюсанна улыбается. Такие уговоры она слышит с тех самых детсадовских времен.
— Ладно, пойдем, — сдается она, вздохнув, — правда, не очень тяжко. — Но не потому, что это круто.
— Ура-а! — Йенна обнимает Сюсанну так крепко, что очки снова чуть не слетают с носа.
— Осторожно! — хихикает Сюсанна.
— Ты и правда моя лучшая подружка! Вот увидишь, будет ужасно весело!
— Может быть.
И мама, и бабушка так радуются, когда Йенна сообщает, что вечером в пятницу не будет сидеть с ними дома и есть пиццу, — даже жалко их. Вообще-то Йенне не хочется оставлять маму одну. Но мама и слышать ни о чем таком не хочет. Похоже, и она, и бабушка решили, что дискотека — это до того великое событие, что Йенне начинает надоедать их преувеличенная радость, и она чуть не решает остаться дома.
Но остаться дома нельзя, конечно.
Просто нельзя, и все.
В пятницу, вернувшись из школы, Йенна застает дома не маму с бабушкой, а маму с Маритой.
— Привет, Марита! — Йенна бежит обниматься. Марита пахнет шампунем и кофе. — А где бабушка?
— Бабушка уехала домой, — мама улыбается. — Дедушке нужна ее помощь.
— Или тебе больше не нужна помощь, — добавляет Йенна. — У тебя такой бодрый вид!
Это и правда, и неправда. Конечно, мама бледная, как обычно, на лбу выступает пот, она так же морщится при каждом движении, но все-таки сегодня у нее более живой взгляд, в глазах блеск. Йенна решает, что дело в Марите.
Спасибо, Марита.
— Ох, как я рада тебя видеть! — говорит Марита, сжимая руку Йенны. — Давно не встречались.
— Марита будет у меня весь вечер, — объясняет мама. — И еще, смотри!
Мама протягивает руку к конверту, который стоит, прислоненный к вазе на кухонном столе.
— Это тебе, Йенна.
— Что это?
— Ну, назовем это моим вкладом в твой дисковечер! — мама подмигивает Марите, Марита подмигивает маме.
— Пройдемся по магазинам, детка! — восклицает Марита, радостно хлопнув в ладоши.
— Правда?
— Для дискотеки нужно что-нибудь красивое, — говорит мама. — Из тех брюк, которые ты всегда носишь, ты уже выросла. Правда, Марита?
И Марита соглашается: красные вельветки коротковаты. Поэтому вскоре Йенна и Марита уже носятся по всем магазинам города, от одного к другому, и перебирают блузки, разворачивают брюки, мнут свитера.
В каждом магазине у Мариты есть знакомый продавец, у которого она спрашивает совета.
— Ну как, Йенна? — с надеждой в голосе спрашивает Марита у очередной — наверное, сотой — примерочной.
— Плохо, — отвечает Йенна.
И это правда. Плохо. Йенна злобно смотрит в зеркало. Платье, которое она только что надела, было таким красивым на вешалке, таким прекрасным в Маритиных придирчивых руках, таким чудесным на крючке в примерочной, а теперь… Теперь оно на Йенне, и это не прекрасно, не красиво и не чудесно.