— Я звонила в вашу дверь, — говорит она. — И по телефону звонила, но никто не отвечал…
— Я… — Йенна не может ничего сказать, нет сил говорить.
— Мне так жаль, Йенна, мне так ужасно жаль…
Йенна кивает, кивает, не может плакать, не хочет, не хочет, не хочет плакать.
— Пойдем ко мне? — предлагает Уллис. — Пойдем, я сделаю для тебя блины.
Йенна не отвечает, и Уллис берет ее руку, целует.
— Пойдем ко мне, — повторяет она.
Йенна долго сидит дома у Уллис.
И это так хорошо, так прекрасно. Никогда еще они не были так близки. Уллис задает осторожные вопросы о Йенниной маме, и это хорошо, это нормально — немного поговорить о ней, это Йенне под силу, понемножку она может.
— Ты знала, что я ее навещала, твою маму? — спрашивает Уллис.
— Чего? Правда?
— Да. В больнице. Я принесла цветы.
Я подумала… что ей понравится. Мы же разговаривали и… все такое. Ну и вообще, она была… классная. Я подумала, что ей понравится.
«Думаю о тебе. Целую, обнимаю. У.».
У. Это Уллис.
Йенну обдает теплом.
Все блины съедены, Уллис печет еще. Они не хотят, чтобы вечер заканчивался. И посреди варенья, сливок, сахара и ванильного мороженого Уллис вдруг начинает рассказывать об отце. Об отце, который не умер, но которого нет. От которого Модная Мамаша забеременела, когда ей было всего шестнадцать, и который сбежал. Он был художником.
— Он, наверное, живет в Париже или типа того, — говорит Уллис и трет глаза.
Она смыла косметику. Теперь она выглядит иначе. Не уродливо, а просто по-другому. Йенне нравится слушать ее рассказ — приятно заглянуть в чужую жизнь, когда в своей не хватает места.
— А мой папа живет в Стокгольме.
Это произносит Йенна — и сама удивляется. Первый раз в жизни она говорит кому-то о своем папе.
Даже Сюзанна не знает, как часто Йенна думает о том телефонном номере, как она хочет позвонить, но не решается. Раньше Йенна не хотела об этом говорить. А теперь это вдруг стало важно. Столько всего происходит, столько всего уже произошло. Странно, но сейчас очень хочется показать все до конца.
— Мне часто хочется ему позвонить, — быстро добавляет Йенна, словно боясь, что голос сорвется. — Но я не звоню.
Уллис кивает. И Йенна знает — Уллис точно понимает. Уллис не как другие: те кивают и говорят, что понимают, хотя на самом деле им больше всего хочется сбежать подальше, чтобы не думать о грустном. Уллис не сбежит, она останется рядом.
— Может, когда-нибудь позвонишь, — Уллис допивает кофе. — Когда точно захочешь.
— Может быть, — отвечает Йенна.
— Может, я тоже.
— Может быть.
Уллис задумывается.
— Только во Франции — какой там телефонный код?
Глава 53
Они заходят последними.
Ближайшие родственники, как их называют. Они должны шествовать один за другим, как в День святой Люсии, только одетые в черное, пока все остальные сидят и смотрят на них. Как публика, которой не терпится захлопать.
Йенна идет рядом с бабушкой, бабушка держит Йенну за руку, и Йенна ей за это благодарна. Без поддержки она, наверное, упала бы — или сбежала.
В углу кто-то невидимый играет на органе. Йенна узнает мелодию. Она всегда доносилась из магнитофона, когда мама принимала ванну с пеной, ароматными маслами и солями. На краю ванны стояли маленькие зажженные свечи. «О, как хорошо», — говорила мама в такие минуты, запрокинув голову и закрыв глаза.
Бах.
«Воздух».
Воспоминания накатывают, проливаются слезами. Слезы капают на руки Йенны, на бабушкины руки, бабушка тоже плачет. Слезы смешиваются, становясь одним большим потоком тоски.
Нам тебя не хватает.
Черт, как нам тебя не хватает.
Пастор произносит какие-то слова. Йенна не слушает. Когда надо петь, она не поет. И ей не нравится, как женщина в черном платье поет «Люби меня как есть». Она поет некрасиво. Здесь вообще нет ничего красивого, похороны — это не красиво, смерть не красива.
— Теперь главное — вспоминать все хорошее, — сказала бабушка Йенне сразу после маминой смерти. — У нас столько хороших воспоминаний о Лив, Йенна. Теперь мы должны быть сильными и вспоминать самое хорошее.
Йенна не понимает. Ведь это от хорошего ей больно, от хорошего она плачет, именно хорошее она хочет вернуть! Как же она может радоваться?
Что толку в хорошем, если оно уже никогда не вернется?
Поминки проходят в ресторане у небольшого озера. Это место могло бы казаться красивым. Но не сейчас.
Половину из тех, кто всхлипывал на похоронах, Йенна не знает даже по имени. Тут и дальние родственники, которых Йенна знает лишь по почерку на открытках, бывшие коллеги, которых мама видела только на работе. Пока она еще работала.