И тогда он запел. Сперва гости замерли он неожиданности, потом восхищенно выдохнули и начали рассаживаться как попало, дабы ничто не мешало внимать.
А Макалаурэ пел. Он пел о счастье и торжестве любви, и молодая жена смотрела на него влюбленными глазами, и ее лицо, а так же сомкнутые в безмолвном восторге руки придавали ему сил. Он прикрыл глаза, подняв лицо к небу, и полной грудью вдохнул острый запах цветов и трав. Он пел, и здесь и сейчас, посреди сада в самом сердце Маглоровых Врат был счастлив. Так счастлив, как никогда не бывал прежде, в благом Амане. Как никогда и нигде еще не случалось.
А праздник меж тем затянулся до глубокой ночи. За долгим пиром последовали танцы, а после игры и песни. Но ни Макалаурэ, ни Силмерин уже не участвовали в общем веселье.
Едва ладья Ариэн коснулась западного края неба, а в вышине проступили первые самые крупные и яркие звезды, новобрачные, наконец, попрощались с гостями, и Кано, взяв молодую жену за руку, повел ее в дом.
Все так же плыла над садом нежная, чарующая, легкая музыка. От запахов весны, а может быть, от счастья слегка кружилась голова. Он остановился на пороге донжона и, обернувшись, посмотрел в лицо Силмерин. В нем легко читалось восхищение, любовь, а еще вопрос. Маглор смотрел и отчего-то никак не мог понять его значение.
— Ты счастлив? — наконец спросила она вслух.
Он кивнул и, полюбовавшись еще секунду ее глазами, ответил вслух:
— Да, мелиссе. Я счастлив.
И с этими словами он подхватил любимую на руки и понес в дом. Она прижалась к нему, обняв за шею, и от прикосновения ее груди и плеча, ее ласковых нежных пальцев внутри у него все переворачивалось и сладко сжималось, заставляя грудь вздыматься неровно и часто.
— Мелиндо, — прошептала она, и теплое дыхание Силмерин согрело шею Кано.
Он пересек гостиную, поднялся по винтовой лестнице центральной башни в собственные покои и, перешагнув порог спальни, на мгновение замер.
Звездный свет весьма скудно освещал отделанные деревом стены с резьбой в виде раскидистых крон и листьев. Широкая кровать, стоявшая в центре на небольшом возвышении, камин, рядом два кресла, рабочий стол у окна и полка с примостившейся на ней ручной арфой — все тонуло в темноте. Но им и не зачем было теперь оглядываться по сторонам. Макалаурэ глубоко вздохнул и пересек спальню, бережным движением уложив молодую жену на ложе. Затем он подошел к окну и резким движением распахнул его, впустив запахи весны и бурные, словно горный ручей, звуки музыки. Прикрыв глаза, он прислушался к тихому голосу собственной фэа. Она тихонько напевала ему, мурлыкала, словно котенок, греющийся у огня в суровую зимнюю ночь. Вздохнув судорожно и рвано, Макалаурэ резко оглянулся и вернулся в кровати.
— Кто послал мне тебя? — спросил он ласково и немного задумчиво, присаживаясь на край кровати.
Силмерин привстала, подобрав ноги под себя, и, чуть склонив голову на бок, улыбнулась светло и немного проказливо. Сердце Кано пропустило удар, он подался вперед и, обняв жену, с чувством поцеловал. Рука его скользнула вниз, забралась под платье, и он ощутил, едва коснувшись теплой атласной кожи, как в сердце постепенно разгорается пожар. Подобно буре в степи, сметает он все на своем пути и охватывает даже самые отдаленные уголки существа.
Силмерин тем временем уже помогала ему избавиться от собственной одежды, а он, немного помучившись с застежками на платье, в конце концов сумел их расстегнуть, и наряд, белой птицей мелькнув в воздухе, упал на устланный шкурами пол.
Собственную шнуровку на штанах он просто порвал. Устроившись на постели рядом с женой, он заключил ее, наконец, в объятия, и тогда огонь, пылавший у него внутри и отражавшийся в широких зрачках возлюбленной, накрыл их обоих. Он целовал ее со всей накопленной и сдерживаемой до сих пор страстью — лицо, плечи, грудь, живот, бедра. Все, до чего в состоянии был дотянуться. Она стонала в голос, выгибаясь ему навстречу, и легкие прикосновения ее меленьких ладоней оставляли на коже его пылающие следы. Ждать дольше, продлевая обоюдные муки, не было никаких сил, и едва Силмерин его позвала, безмолвно, но совершенно недвусмысленно приглашая, он, не медля более, откликнулся, и тогда плоть их, а с ними фэар и сами жизни стали едины.
«Любовь моя», — хотел прошептать он, но не смог. Дыхания не хватало. Лишь стоны вперемешку с хрипами срывались с губ менестреля, сливаясь с жаркими стонами жены. Напряжение росло. Больше не было для них ни ночи, ни дня, ни верха, ни низа. Казалось, что обоих уносит куда-то ввысь. А может, в далекие, неведомые края. Туда, где нет ничего, кроме их любви и сияющих глаз на родном, бесконечно любимом лице.
«Силмерин, — витала в воздухе рожденная его сознанием, его фэа мысль. — Как я жил до сих пор без тебя?»
Манящее тепло роа жены, ее страсть кружили голову. Ему казалось, будто собственные легкие его сейчас разорвет. И вдруг за миг до конца внутри ярко вспыхнуло что-то, рассыпавшись мириадом огненных искр, и громкий, счастливый крик Силмерин не смог заглушить даже поцелуй ее супруга.
А он далеко не сразу смог прийти в себя. Наконец, когда звезды перед глазами перестали кружиться, а мир вновь обрел свои привычные очертания, он еще раз ласково и нежно поцеловал любимую и откинулся на спину. Силмерин устроила голову на его плече, и он обнял ее, бережно укрыв их разгоряченные тела покрывалом.
— Люблю тебя, — прошептал он, целуя ее в висок.
— Я тоже, мельдо, — ответила она и обняла его так крепко, как только смогла. — Никто не сможет нас теперь разлучить.
***
А время летело, подобно стае быстрокрылых птиц. На смену весне приходило лето, за ним наступала осень, ну, а после зима. Макалаурэ и Силмерин теперь старались разлучаться как можно реже, проводя вместе все свободное время. Хотя забот у обоих всегда хватало, однако на прогулки по саду, на купание в озере или реке, на тихое сидение у камина у них всегда находился час-другой. Приезжали время от времени в гости братья Кано, да и сами супруги охотно навещали родичей. Годы облетали, подобные листьям яблонь в саду. Лорд-менестрель все чаще смотрел на далекий и такой близкий север, тревожно хмуря брови. Что несет им будущее? Кто может сказать? И самое главное, когда он выполнит наконец свою Клятву?
От последнего теперь зависело многое, если не сказать — все. День за днем обдумывал он создавшееся положение и по вечерам, оставшись один, до рези в глазах всматривался в прогорающий закат. На небе полыхали багровые отсветы, и фэа менестреля, его сердце тревожно переворачивались, а внутри все сжималось и болело, порой совершенно непереносимо.
Он судорожно вздыхал и, обхватив себя самого за плечи, поднимался на одну из смотровых башен.
«Я не могу, — билась в его сознании тревожная, полная боли мысль. — Я просто не могу. Не сейчас, когда надо мной Клятва…»
С пожелтевших деревьев облетала листва, и ветер доносил первые запахи грядущей зимы: тяжелой влаги, готовой вот-вот пролиться дождем, морозной свежести, а еще огня, уютно потрескивающего в камине.
Где-то далеко внизу тренировались воины, и звон мечей преследовал Макалаурэ теперь денно и нощно, даже тогда, когда отведенная для подобных целей площадка была совершенно пуста. Его путь — война, по крайней мере, пока. Но рождение дитя несовместимо с таким положением дел. Если его сын или дочь появятся, то им будет нужен мир, любовь, забота и полное, безоговорочное внимание со стороны отца.
Заметив, что жена прошла в донжон, явно покончив на сегодня с делами, он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и спустился вниз.
Силмерин не обнаружилось ни в покоях, ни в гостиной. Толкнув дверь библиотеки, Кано увидел, что она стоит около одного из стеллажей и выбирает книгу.
— Мельдо, — воскликнула она, просияв, однако тут же, заметив тревожное выражение на его лице, уже совсем другим тоном спросила: — Что-то случилось?