Вдруг во дворе опять послышался звук шагов. Однако на этот раз это была не тяжелая поступь воинов, но легкая, чуть слышная поступь девы. Макалаурэ оглянулся и увидел Силмерин. Она шла в сторону тренировочной площадки, вновь в мужском костюме, и в руках держала два ножа.
— Хм, — пробормотал неопределенно Кано себе под нос. — Любопытно…
Он подождал, пока она подойдет к набитому травой холщовому манекену, и только тогда спустился со стены.
Он мог бы поклясться, что присутствие его не осталось незамеченным, и все же Силмерин перехватила свое оружие поудобнее и принялась наносить удары по чучелу один за другим. Некоторое время Макалаурэ с легкой иронией на губах и в глазах наблюдал, а потом достал из-за пояса собственный кинжал и, когда дева в очередной раз взмахнула ножом, подставил лезвие. Сталь с силой ударила о сталь и высекла искры.
— Тебе по нраву такие развлечения? — спросил он, внимательно глядя возлюбленной в глаза.
Та в ответ пожала плечами и опустила ножи.
— Конечно, нет, — призналась она. — Я больше люблю голос музыки и яркие краски. Когда я пою или рисую, то могу сделать собственную жизнь и мир вокруг богаче и разнообразней. Но сейчас неспокойные времена. Я хочу быть уверенна, что в случае необходимости смогу хоть как-то продержаться до подхода помощи.
С минуту Кано молчал, думая над ответом. Наконец он сказал:
— Что ж, ты права. Но сумеешь ли ты пустить этот нож в случае надобности в ход?
Он выразительно указал взглядом на оружие, и Силмерин с недоумением оглядела лезвие.
— Что ты имеешь в виду? — наконец решила уточнить она.
— Только то, что убивает не оружие, а его обладатель. Поверь мне, это совсем непросто — отнять чью бы то ни было жизнь в реальном бою. Сумеешь ли ты переступить этот порог?
Дева хмурилась, слегка покусывая то и дело губу, и наконец призналась:
— Не знаю, Кано. Не могу представить. Но что же делать тогда?
Макалаурэ вздохнул и покачал головой.
— Самое главное, — заговорил он вновь, — это вовсе не техника, а моральная готовность применить оружие против живого существа. Резать его, или воткнуть клинок. Нужно научиться не бояться крови. И манекены тебе, разумеется, не помогут. Только живой напарник.
— Отец отказался учить меня, — сообщила Силмерин сердито.
Кано невольно улыбнулся ее нетерпению.
— Хочешь, я сам с тобой позанимаюсь? — предложил он.
Дева даже вздрогнула от неожиданности. Лицо ее просветлело, а на губах заиграла благодарная улыбка:
— Ты правда можешь?
— Конечно, — подтвердил он. — Ты знаешь, я тоже хочу быть уверенным, что ты успеешь в случае чего дождаться моей помощи. Конечно, я от всего сердца надеюсь, что подобных навыков тебе не понадобится, однако не хочу рисковать. Кто знает, что может случиться в жизни? Белерианд пропитан искажением, словно каша маслом.
— В таком случае я с благодарностью принимаю твою помощь, мелиндо, — отозвалась она.
Макалаурэ посмотрел в глаза Силмерин, и ему вдруг почудилось, что он видит в глубине их какие-то сполохи, похожие на отблески пожара. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и поднял зажатый в руке кинжал:
— Слушай внимательно и запоминай. Твоя задача в бою — не дать порезать себя и одновременно ранить напарника. Тренироваться будем до первой крови. Когда ты сможешь воткнуть вот этот нож мне в руку или в ногу, то можно будет считать, что половина задачи выполнена.
— Ты серьезно хочешь, чтобы я поранила тебя? — испугалась Силмерин.
— Да. Руку я вылечу, — заверил Кано.
И урок начался.
***
— Так значит, это в самом деле был бой? — поинтересовался Майтимо.
— Да, — отозвался Кано, — я начал учить ее.
В библиотеке царила мирная, немного утомленная тишина. День клонился к вечеру. За окошком разгорались первые, пока еще неяркие, звезды. Огонь в камине уютно потрескивал, и отблески его на бокалах придавали рубиновой жидкости глубину.
Макалаурэ вздохнул и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Остановившись у окна, он уставился в даль и некоторое время молчал, задумчиво и немного беспокойно хмуря брови.
— Что мне делать, брат? — наконец спросил он вслух. — Я не могу оставить ее тут, просто не могу. Я тогда не буду знать покоя. Где она? Что с ней?
— Понимаю тебя, — проговорил старший.
Младший тяжело вздохнул и оглянулся через плечо:
— Но так быстро играть свадьбы у эльфов не принято.
Майтимо вздохнул:
— Многое из того, что теперь происходит, не случалось прежде, но мы должны приспосабливаться к этим новым обстоятельствам. Серьезно, я рад, что ты нашел наконец свою судьбу. Я думаю, будет лучше всего, если вы заключите помолвку тут, в Химринге.
— А после я заберу ее во Врата.
— Именно так. Назначай день — и мы приедем, чтобы от всего сердца поздравить тебя.
— Но наши обряды целиком, в точности соблюсти не удастся.
— Тогда мы изменим их, — пожал плечами Майтимо, — чтобы они подходили к новым условиям.
Макалаурэ вновь вздохнул, затем улыбнулся и, подойдя к столу, залпом выпил полный кубок вина.
— Все будет хорошо, — заметил старший, проследив за его движением взглядом.
— Будет ли? — усомнился Кано. — Над нами Клятва. Я слышу шепот ее в своем сердце. Она зовет меня, подчас заглушая голос всего остального. И только пение Силмерин способно пробиться сквозь него. Мне кажется, когда я вижу звезды в ее глазах, Клятва утрачивает надо мной власть.
— Да будет так, — ответил Майтимо и, поднявшись на ноги, в свою очередь торжественно осушил кубок. — И я рад, что эта доля выпала именно тебе, брат мой.
За окошком послышались звуки арфы, и Макалаурэ, услышав ее, заметно вздрогнул. Он подошел к окну и одним рывком распахнул створки. Тихий, мирный, мелодичный напев плыл над Химрингом, призывая к жизни. Он звал, обещая то, ради чего стоит жить. Любовь.
— Я слышу тебя, — прошептал Макалаурэ.
И в этот момент он принял решение, что не отступится. Ни за что на свете. Как бы ни сложилась в дальнейшем его жизнь, он не откажется от Силмерин и от столь желанного счастья.
***
Кано вышел в сад и вдохнул полной грудью нежный запах хвои и пряную свежесть трав. Теплый ветер упруго ударил в лицо и как будто засмеялся тихонько на ухо.
На стене виднелись безмолвные фигуры часовых. Вечер казался тревожным и одновременно мирным. Нечто неуловимое, словно жужжащий над ухом комар, кололо в сердце и не давало расслабиться, отдавшись без остатка блаженной неге. И все же в душе, несмотря на все сомнения и тревоги, жила радость. Она ворочалась там, подобно маленькому солнечному котенку, и предвкушение чуда озаряло фэа Макалаурэ вплоть до самых отдаленных, темных ее уголков.
Он пошел по усыпанной мелким гравием дорожке вглубь сада. Туда, откуда доносились звуки музыки. Ему ни разу еще не доводилось слышать, как играет на арфе Силмерин, и все же отчего-то был твердо уверен, что это именно она. Было нечто в легкости аккордов, в самом мотиве то, что не позволяло усомниться.
Он брел не спеша между густо разросшихся пихт и туй и скоро пришел к увитой хмелем беседке. Его возлюбленная играла, и с первого взгляда могло показаться, будто она не замечает его. Но вот она подняла голову, и на губах ее заиграла едва заметная, однако несомненно счастливая, радостная улыбка. Макалаурэ вздохнул поглубже и, небрежно тряхнув головой, подошел ближе.
— Случилось что-то тревожное? — поинтересовалась Силмерин, глядя ему прямо в глаза.
Маглор в некотором недоумении пожал плечами:
— Вовсе нет.
— Мне кажется, — закусила губу она, — нет, я почти уверена, что совсем недавно ощущала твое смятение.