— Так лучше всего. Разве в улей кто полезет? Пчела защитит. Да и кому в голову придет?
— Ой, ой… — тяжело вздыхала жена.
— А ты не ойкай. Была бы голова на плечах, а человек и не из такой беды выберется.
— Ох, ох…
— Только держи язык за зубами — и больше ничего. Уж я как-нибудь справлюсь, пусть хоть сам дьявол приходит.
— Грех какой! — возмутилась она, но он только махнул рукой.
— Это похуже чертей будет. Но ты одно только помни: сиди тихо, ни во что не мешайся. Я, дело известное, лойяльный гражданин. Пусть кто хочет приходит — я буду лойяльный. Этот хлеб в сусеке тоже надо будет спрятать.
— Куда ж ты его спрячешь?
— В яму, позади подвала. Там сухо.
— Еще увидит кто…
— Никто не увидит. Я уж проверил. Все спят. Только тихонько!
Они трудились до утра, пряча все что можно из своего имущества. Утром Хмелянчук пошел выведать что-нибудь у старосты. По дороге он встретил инженера Карвовского, который слонялся у озера.
— Хозяйство свое осматриваете?
Инженер вздохнул.
— Какое там хозяйство… Весь осенний улов прахом пошел. Надо ж было ей как раз в озеро грохнуться!.. Поживились вы на моей беде.
Хмелянчук поднял руки.
— Да я-то при чем? Я дохлой рыбой не интересуюсь. И чужого не трогаю. А этакая рыба, бомбой побитая, кто ее знает, может, она вредная?
— Сотни пудов пропали! — застонал инженер. — Что ж это дальше будет?
— Да разное говорят… — осторожно начал Хмелянчук.
Инженер оживился.
— А что, мир будет? Что-то его не видно последние дни, не летает.
Мужик пожал плечами.
— Может, и мир. Откуда мне знать? Людишки и так и сяк болтают.
— Кто-нибудь же в конце концов знает? А болтовней я сыт по горло.
— Ясно. Каждый вертит языком, а что толку? Начни только слушать всякую болтовню, вконец одуреешь, — говорил Хмелянчук, глядя своими бурыми глазками прямо в озабоченное лицо инженера.
— Я с самого начала так и решил. Пусть их болтают, а я сижу на месте и не трогаюсь. Что будет, то и будет.
— Правильно. Чего там шататься по свету, вроде этих, которых тут на дорогах побило? Дома верней всего. Да и бомбили в других местах сильней, чем у нас… Останься вы, пан инженер, на лето в Варшаве, кто его знает, что бы с вами было.
— А что вы думаете, Хмелянчук? Я бы в Варшаве сидел, а меня бы тут мужики догола обобрали. Всякий должен за своим делом присматривать…
— Ну, а как же иначе…
— Вот оно и оказалось к лучшему. Может, уж и конец войне?
— Может, и конец, кто его знает. У нас тут болтали, будто Паленчицы совсем разрушены.
— Сплетни. Развалили несколько домов возле железной дороги, но у рынка, где я живу, все в порядке. Лишь бы не бомбили.
— Может, и не будут. Так-то… В Паленчицах еще спокойно. И полиция осталась. А то редко где остались, в первые же дни сбежали.
— В Паленчицах все спокойно.
— Там — да, там спокойно. Комендант в Паленчицах настоящий, пан комендант Сикора… А пан комендант ничего не говорил?
— О чем это?
— Ну, это самое… о войне, — смутился Хмелянчук.
— Не знаю, не говорил с ним.
— А может, лучше бы поговорить?
Карвовский распрощался и пошел в местечко. Здесь ему бросилось в глаза всеобщее беспокойство. Жители кучками собирались на улицах, лавчонки были наглухо закрыты. Он почувствовал голод и сообразил, что уже обеденное время.
Дома его встретила жена. Карвовский женился недавно, незадолго до того, как заключил выгодный договор с Ольшинами. Маленькой запуганной инженерше не хотелось переселяться в глухую провинцию: ей невесело жилось в семье отца, мелкого чиновника, она надеялась, что брак даст ей что-то лучшее. Но инженер сумел ее убедить:
— Два-три года посидим там. Впрочем, только в летнее время, на зиму — в Варшаву. А через несколько лет можно будет позволить себе все, чего захочется.
Она согласилась и поехала в эти маленькие, серые, скучные Паленчицы. И вот война.
Карвовский торопливо ел суп.
— Черт его знает! Что-то происходит, а что — никому не известно. И любопытно, что больше всего болтают в деревне. Но стоит их спросить — ничего не знают.
— Сегодня не бомбили.
— Ни вчера, ни сегодня. Вот это и непонятно. Что случилось? Наступление прекратилось? Немыслимо. Хотя, как знать… Молниеносный удар мог удаться, а когда оказалось, что дело затягивается, тогда уж воевать не так-то просто! Известно, у них там годами длится голод, запасов никаких. Да и бензин, — подумай, сколько тут бензину нужно! Не хватило бензину — и точка!