Мне кажется, это нереально, ведь речь идет об огромных территориях. Нужно другое: чтобы кочевники стали оседлыми, и нужно это не только для правильного использования пастбищ.
Я говорю так потому, что помню, как было в Туркмении, и уверена — Египту предстоит то же.
«Советские гости посетили район Вади-Натрун».
Наверняка наши агрономы побывали в хозяйстве, сравнительно недавно Организованном в этом районе, недалеко от древнего коптского монастыря. Это хозяйство живет на воде из скважин. Нил — единственная водная артерия Египта, и колодезная вода представляет большой интерес.
Можно предположить, что ежедневно в район Вади-Натрун различными путями просачивается под землей около десяти тысяч кубометров нильской воды, а каждый день расходуется на орошение, на бытовые потребности жителей — шестьдесят тысяч кубометров.
Тут есть о чем беспокоиться гидрологам. И хотя они считают, что почти вся вода, которая расходуется на орошение, снова возвращается в почву и никуда не уходит, потому что Вади-Натрун — замкнутая котловина, расположенная на двадцать метров ниже уровня моря, все же они тревожатся.
Я видела, как у буровых скважин работали молодые сотрудники института освоения пустынь. Вооруженные специальными приборами, они замеряли дебет, брали пробы воды в бутылочки из-под кока-кола, очевидно для анализов, что-то записывали, чтобы потом, уже в кабинетах и лабораториях, обрабатывать собранный материал и точно решить, какое количество этой воды можно использовать, ничему не повредив и ничего не нарушив.
В Вади-Натрун я едва не опозорилась, приняв местных файюмских кур за цыплят, а их яйца — за воробьиные. Хорошо еще я об этом не спросила вслух. Теперь там разводят кур более продуктивной породы.
«Вторая очередь Асуанской плотины зарождается на Неве» — под этим заголовком была напечатана небольшая заметка.
Жить пришлось в Комарове. Каждое утро я отправлялась к электричке, минуя небольшую сосновую рощицу, полную утренних хвойных запахов, лужайку, где мальчишки гоняли мяч…
Вагон почти пуст, и мимо бегут леса, выросшие как бы специально для меня, и как бы только для меня открываются белые песчаные пляжи с небольшой счастливо-прозрачной невысокой волной. И на весь шумный городской день нужно запастись этой тишиной ленинградских пригородов.
…Двадцать первый цех. Начальник седьмого участка, где происходит сварка рабочего колеса для Красноярской турбины, — Василий Дмитриевич Каверин.
Сейчас идут последние приготовления перед тем, как опустить колесо в термическую печь. Пока оно самое большое не только в Советском Союзе, но и во всей Европе. Размеры определяют многое.
Главное на заводе сейчас — оно. Главное своей массой, и своей темнотой, и своими лопастями, и тем, что взгляды всех устремлены на него…
Кажется, колесо заполняет собой все пространство цеха. Гигантское, диаметром в семь с половиной метров, с лопастями — каждая по восемь тонн, — оно стоит в специальных распорках, и двое сварщиков в комбинезонах и в брезентовых масках с плоскими стеклами для глаз, примостившись под лопастями, приваривают «жесткости». «Жесткости» — это полосы металла, которые соединяют лопасти с верхним ободом колеса. «Жесткости» — страховка, которая нужна для того, чтобы под влиянием температуры в печи колесо не повело и оно не изменило форму.
Сварщики пристроились в этой махине, где-то в глубине, под лопастями, скорчились, и вспышки выхватывают из темноты их как бы сложенные вдвое фигуры. Над колесом курится синий дымок. Он не достигает потолка и расходится.
Вокруг — кинематографисты из Ленкинохроники. Они суетятся, расставляют осветительную аппаратуру. Тут же совсем дряхленький старичок — заводской фотограф. Давно бы пора на пенсию, но у него в негативах вся жизнь завода, а вместе и его жизнь, и как тут уйдешь в отставку, когда завод «берет все новые и новые рубежи»? Никак не уйдешь! Правда, по крутой витой лесенке на кран ему уже не взобраться…
Народу в цехе еще немного.
На небольшом чемоданчике сидит в сторонке инженер — бригадир наладчиков, отвечающих за работу печи. Печь спроектировал институт «Теплопроект». Она предназначена специально для красноярского колеса, и тоже самая крупная в Европе — «по Сеньке и шапка»! Примостился на полешке, положенном на какие-то бруски металла, главный сварщик завода. На нем светлый костюм, и он расстелил на полешке газету. Сидит, курит, смотрит. Бродит по цеху рыжебородый Гальперин, заместитель главного конструктора завода. В кабине подъемного крана, под самым потолком, крановщица читает книгу. Через час-другой ей придется поднять из распорок всю махину колеса, пронести по воздуху и тихонько опустить в печь.