Наверху, под самым потолком, — трое слесарей. Они едва видны под потолком. Они следят за тросами, три темные фигуры.
Кто-то говорит:
— Под краном стоять не положено!
Крановщица нервничает.
— Прошлый раз подняли обод, а там кубари в дребезину сгорели. Чугун ведь! Если сейчас, не дай бог, колесо просядет…
— Каркай, каркай, не накаркай!
— Если в этой печи сварить суп на семьсот человек, так на три года хватит. Как раз на целый взвод на три года службы…
— Крановщица прошлый раз видал как вспотела? Хоть отжимай!
— Тебе только волю дай — обожмешь, а она как раз замужняя!
…Стропаль подает знак. Одним пальцем.
Пошло! Чуть-чуть пошло! Почти незаметное движение…
— С этой стороны еще не так, а с той — как тюльпан! — говорит сварщик, глядя на колесо. Он подошел к нам, поднял очки на лоб, а лицо, черное от копоти, мечтательно.
…Стропаль подает знак. Одним пальцем. Всей кистью. Снова одним пальцем.
Идет!..
Сейчас оно повиснет на крюке.
Остановилось… Повисло…
Сверху в окно цеха бьет солнце. Это поярче юпитеров!
Первое, самое сложное действие закончено: колесо повернуто плашмя. Оно висит над цехом как люстра. В этом новом ракурсе колесо выглядит еще более громадным.
— Все, все, товарищи, отойдите!
— Уходи и уноси свои кости! — говорит слесарь другому.
Сейчас двести тонн поплывут над цехом.
Жесты стропаля приглашают:
«Пожалуйста, к печи, к печи, поближе! Так. Хорош, хорош!..»
Колесо остановилось над печью. Теперь осталось только посадить его в печь.
— Ваше детище? — опрашиваю я Петрова.
Петров — начальник конструкторского бюро, где проектируют Красноярскую ГЭС. Он ни на секунду не отводит глаз от колеса. Впрочем, все не отводят глаз от колеса.
— Нет, всеобщее! — отвечает, не отводя глаз, Петров.
Стропаль повернул кисть руки ладонью книзу:
— Ниже! Еще ниже!..
Если сейчас колесо сорвется — нет ни печи, ни людей. Но, кажется, эта мысль никому в голову не приходит и мучает только меня.
Колесо опускается. Оно тонет в круглой пустоте печи. Лопасти уже почти не видны.
«Еще самую малость!» — говорит жест стропаля.
Кинооператоры в поту. Толстый стоит на одном колене и старается снять колесо в особом, исключительном ракурсе.
— Полметра! Давай еще полметра! — кричат из печи. И почти неуловимым движением стропаль передает этот приказ крановщице.
— Там в печи никого не задавило?
— Целы!
Трепещут освободившиеся от тяжести тросы. Люди облегченно улыбаются. С их плеч тоже свалилась тяжесть: тревога за колесо, за печь, за свой нелегкий многомесячный труд.
А ночью другая крановщица, Тамара Ковшова, уже другим краном поднимет крышку и прикроет ею термическую печь, в которой прочно легло на опоры рабочее колесо красноярской турбины.
Человек в светлом костюме говорит:
— Скоро у нас пойдут сразу двенадцать колес красноярских и двенадцать для Асуана.
Он говорит:
— Ну, что вам объяснить? — На его лице выражение равнодушной обреченности. — Вы спрашиваете о колесе для Асуана? Ставит ли оно перед нами новые задачи? О да, и даже больше, чем нужно.
Первая и главная — мы должны изготовить рабочие колеса для асуанской турбины из нержавеющей стали. Целиком из нержавеющей стали! Из единого металла! Это центральный запрос производства. Будьте любезны учесть диаметр колеса и вес колеса! Колесо таких габаритов из нержавеющей стали создается впервые в мировой практике, это я вам сообщаю официально.
Пожалуй, в его голосе слышатся нотки недовольства. Или мне это кажется?
Он спрашивает, что мне вообще известно о современном турбостроении.
Ничего неизвестно? Неважно!
Знаю ли я, что за зверь кавитация?
Ага, не знаю! Неважно, никто не знает! Вернее, видят только следствие — изъязвление металла там, где металл встречается с потоком воды, а причины? Их все трактуют по-разному.
Я говорю:
— Мне уже показывали фотографию, где лопасти рабочих колес гидротурбины напоминают лист, изъеденный червями, особенно по краям.
— Червями? — он улыбается. — Палочкой Коха! Инженеры находят, что это напоминает туберкулезное легкое. Верно, отвратительное сравнение. Кавитация — это не гусеница, это даже не палочка Коха, это — тигр!..
Теперь его лицо полно движения. Он негодует, подтрунивает. Ничего от равнодушия! Пожалуй, он даже забыл, что я литератор, разговаривает со мной так, будто я инженер — гидравлик или металлург.
Он говорит:
— Пойдут асуанские «нержавейки», тут народ попарится. Это уж как пить дать!