Песня появилась как раз в ту минуту, когда стюардесса, тонюсенькая, в платьице морской голубизны — почти такой же, как там, внизу, — очень деловито всем нам объявила, что по левому борту Крит.
…По левому борту Крит! Мы летели на высоте девять тысяч метров, а желтая, освещенная солнцем земля Крита была видна четко, совсем у глаз. На горах Крита лежали дорожки снега. У его северного берега неподвижно над водой висела цепочка совсем круглых небольших облаков…
Потом, несколько дней кряду, в Луксоре моя соседка по столику на веранде одного из отелей, боязливо оглядываясь, рассказывала мне о том, что в Грецию совершенно официально приехал представитель общества ку-клукс-клан, и каждый теперь может найти у себя под дверью угрожающее письмо (вам угрожают смертью!) о том, что «афинские нацисты» (они так себя и называют) носят форму почти такую, как когда-то гитлеровские молодчики, и стараются сорвать собрания рабочих, студентов — словом, всех сторонников мира. Они выкрикивают свои мерзкие лозунги — «Да здравствует Гитлер!», «Да здравствует гестапо!» — и, представьте, люди это слушают! В Греции есть еще одно общество ублюдков — «Молодые носители надежды», тоже фашисты…
Но главным было не это, главным было, пожалуй, письмо Манолиса Глезоса, опубликованное в печати, письмо о том, что вот уже девятнадцать лет продолжают томиться в тюрьмах Греции борцы Сопротивления, патриоты. Они вошли в тюремные камеры мальчиками, теперь это седые люди, пожилые люди…
Почему правительство Греции не выпустит их всех из тюрем?
Они боролись с гитлеровскими захватчиками — сейчас Греция свободна от германской оккупации. Они боролись с оккупацией английской, но английские оккупанты давно оставили Грецию. Греческое правительство отлично понимает: тот, кто боролся за свободу своего народа тогда, может продолжать эту борьбу и теперь. Вот почему нет амнистии.
«Греция на острие ножа» — так назвал свою статью итальянский публицист Джанни Тоти. На острие ножа потому, что правительство Греции ведет страну к тому, чтобы превратить ее в атомно-ядерный плацдарм НАТО, потому что с помощью насилия греческая реакция решила задушить стремление народа к миру, потому что в Греции хозяйничают триста семьдесят иностранных фирм и грабят народ…
Греческий писатель Петрос Антеос сказал:
«За лозунгами антикоммунизма, вражды к соседним балканским народам, политики террора нет ничего другого, кроме ракет «Полярис», кроме радарных установок на вершине божественного Олимпа, кроме… превращения Греции в атомное пепелище».
И все это вместе, и еще многое другое — строки газетных сообщений, американские подводные лодки в Средиземном море, парад греческой королевской охраны, марширующей по киноэкранам, — все вместе заставило меня обратиться к страницам этого блокнота.
Нет, они не остыли! Здесь записаны рассказы очевидцев и участников героической борьбы греческого народа, рассказы людей, для которых Греция была родиной, оставивших там частицу души, людей, сражавшихся рядом с теми, кто и сегодня еще в тюрьмах.
Многих уже нет в живых. Уже повзрослели их дети. В жизнь вошло новое поколение. Пускай знают молодые о делах стариков. На свете происходит много такого, что угрожает человечеству, и память должна быть всегда наготове, как боевое оружие.
Когда заполнялся этот блокнот, в Армении находились тысячи людей, некогда эмигрировавших из царской России, а потом, по разрешению советского правительства, приехавших в Советский Союз. Это были армяне, которые возвратились на родную землю.
Мне довелось встречаться с людьми разных профессий и из разных мест, с армянами, приехавшими из Ливана, из Египта, из Сирии. Я видела старика крестьянина из Багдада, широкую рубаху которого перехватывал ковровый пояс, а на старческие пальцы были надеты дутые серебряные кольца.
Я разговаривала с людьми в красных турецких фесках на выбритых головах, с людьми в иранских тюбетейках, с людьми в высоких шерстяных носках и лаптях из сыромятной кожи, какие носят жители Крита. Многие жили в Греции. Они привезли с собой рассказы и мысли о событиях, только что происшедших. Это даже нельзя назвать воспоминаниями — так все еще недавно было. Слезы, гнев, удары сердца — нечто настолько живое, что к этому почти невозможно было прикоснуться.