«Народ ужин готовит… — думает солдат. — А может, Шура в бригаде?»
Он проходит мимо правления колхоза. Люди уже разошлись, свет оставили, и видно, как на стене мирно ходят часы. Без людей им спокойно, никто не торопится, и они тикают себе помаленьку…
«Тогда в правление пойду, на столе переночую!» — думает солдат.
…Егор только-только управился с делами. Он сидит на крылечке. Полкан бегает по двору. Он радуется своей свободе и обнюхивает землю, от которой идет нежный запах вечерней сырости. Он подходит к Егору и кладет ему на колени морду. Собака доверилась человеку. Егор смотрит поверх головы Полкана. Там небо. Оно как большая чаша, налитая до краев чистым светом. Егор не слышит, как громыхает щеколда. Полкан не лает. Он возвращается от ворот вместе с солдатом. Полкан бежит впереди солдата и помахивает хвостом, в котором свалялись катышки шерсти. Перед домом солдат обулся, он ступает позади собаки тяжело, на подкованных каблуках.
— Что же, хозяйки нету? — спрашивает солдат у Егора.
Егор не замечает Полкана.
— В правлении, дежурит, — охотно отвечает Егор. — Это уж на всю ночь. И подушку взяла…
Солдат вспоминает часы на стене, которые он видел, проходя мимо правления колхоза. «Где ж она там? Должно быть, на печке спит!»
— А вы тут кто будете? — спрашивает солдат. — Квартируете или как?
— Да я здесь вроде хозяин, — говорит Егор.
Солдат отступает. Он словно хочет лучше разглядеть Егора.
— Хозяин?!
Полкан вертится вокруг солдата. Он ведет себя как щенок. Он старается лизнуть солдата в лицо. Солдат отстраняет его рукой.
— Хозяин?!
Солдат видит Егора, который сидит на крыльце. Он все еще не может понять, в чем дело. Его мысли ворочаются тяжело, как чугунные катки, которые утрамбовывают гравий. Он видит нижнюю челюсть Егора, одну только нижнюю челюсть! Тишина выходит из него. Она выливается из него, как кровь из перерезанной вены. Сейчас он — зверь. Он может убить Егора! Он видит: рука Егора за спиной.
— Что? — яростно шепчет солдат. — Руку занес?!
Это вырывается из самой его утробы. Солдат машет головой, как раненая лошадь, у которой кровь застилает глаза. Он наступает на Егора. Его душит слепая ярость. Он задыхается от этой ярости. Его кулак поднят как кувалда. Он наступает на Егора, вдавливая каблуки в мягкую землю.
Полкан стоит между ними. Их разделяет только его лохматое дышащее тело. Солдат разворачивается так, что в суставах хрустит. Удар попадает Егору в пустое плечо.
— Га! — не то стонет, не то хрипит солдат. Кулак пролетел мимо. Солдат отступает. Он чувствует, что у Егора нет руки.
Солдат шатается, будто огнем ему подсекло ноги. Сейчас он осядет на землю, как лошадь осядет.
— Бить — это что! — злобно говорит Егор. — Бить — это каждый может, если при двух руках!
Солдат опускается на крыльцо. Он дышит тяжело, со свистом, будто из него через щелочку выходит душа. Он уперся локтями в колени и держит голову, словно боится, чтобы она не скатилась с плеч.
— Инвалид ты, полчеловека, — с мукой говорит солдат. — Что же ты не сказался?
Они молчат.
— Обмыла она меня, чистую рубаху дала. Жалостливая она, Шурка-то. Душа в ней! — тихо говорит Егор.
Солдат кивает.
— Ей мужик по хозяйству нужен, — говорит Егор. — Трудно ей без мужика!
— Отелилась Манька-то? — неожиданно спрашивает солдат.
— Отелилась, — говорит Егор, — телочкой!
Солдат кивает.
— Что ж ты ей письма не писал? — упрекает Егор.
— Не ходят оттуда письма… Сука она! — вдруг выкрикивает солдат. — Живого схоронила!
Какая-то тень наползает на Егора, на его душу. Он сидит, тяжело свесив голову. Полкан положил морду на землю и скулит.
— Привык, — говорит солдат, глядя на Полкана. — Окромя хозяина, никого не признавал. Ну, правда, теперь ты хозяин!
Егор толкает Полкана ногой:
— Пшел! Надолго ли ты? — спрашивает он Антона. — Или вовсе с фронту отпустили?
— Нет, — говорит Антон, — два дня осталось, я тут в госпитале лежал. На два дня раньше выписали. Сука она! — глухо говорит Антон.
— Была б у меня рука, — говорит Егор, — я б тебе рассказал!.. Ты зачем женщину обзываешь?!
— Это я так, — объясняет Антон, — в сердцах. Сам знаю, почитай, не день жили!
— Да разве ж она гуляла с кем? — горячо говорит Егор. — Да разве ж это такая баба?!
— Обида у меня, — говорит солдат, — вот тут жжет, — он показывает на грудь, — вроде чистого спирта хватил!.. У нас там как — болота, шинелька воду сосет, на сапоги глина налипла, небритый!.. А немцев мы здорово гнали, — оживляется он. — Они с ходу помирали: бежит, бежит — и помрет.