Главной ее заботой, гордостью и радостью был сын Александр.
«Вся ее жизнь — в тебе», — писали ему впоследствии близкие люди. Сын платил матери благодарной любовью и заботой до последнего дня ее жизни, трагически оборванной морской катастрофой. Гибель матери и сына Коли он описал в «Былом и думах».
3
…Взгляд пассажира спального купе нечаянно упал на газету в руках соседа.
Газета была женевского издания, на французском языке. «Суисс радикаль», то есть «Радикальная Швейцария». Хм, любопытно! Еще любопытнее большая заметка, набранная крупным шрифтом с подзаголовком. В ней фигурирует русское имя, притом древнее, княжеское…
Владелец газеты задремал, видимо, именно на этой заметке. Поезд тихо двигался берегом Женевского озера. Даже сам воздух в купе казался голубоватым, на потолке ходили радужные солнечные зайчики. Пассажир напряг зрение, чтобы хоть бегло прочитать, что пишут про князя Оболенского. О его громком здешнем деле он кое-что знал еще до выезда из России.
Князь Алексей Васильевич Оболенский, в недавнем прошлом губернатор Москвы, член Сената, ныне состоящий на действительной военной службе в высоком ранге генерал-лейтенанта, особо доверенное лицо императора Александра Второго, находится в Швейцарии с необычайным визитом, вовсе не имеющим касательства к делам государственным. Князь Оболенский занят семейными розысками!
Он ищет свою жену, Зою Сергеевну, в девичестве — графиню Сумарокову, дочь графа Сергея Павловича Сумарокова, даму из высшей придворной знати России.
Княгиня, оказывается, уже несколько лет назад покинула мужа и самостоятельно живет за границей, в Италии и Швейцарии, вместе с тремя дочерьми.
В эмиграции она познакомилась с молодыми русскими революционерами и стала пользоваться их доверием. Друзья шутливо прозвали ее «княгиней-нигилисткой». Известный анархист Бакунин, друг и покровитель злокозненного террориста Нечаева, дал княгине Оболенской рекомендательное письмо к редакторам «Колокола» Герцену и Огареву, вождям зарубежной русской эмиграции старшего поколения.
Бакунин охарактеризовал в письме Герцену княгиню Оболенскую как одну из редких женщин России, которые не только сердцем и умом, но и волею, а когда нужно, и делом, сочувствуют революционерам.
Узнав о таком образе мыслей своей жены, князь Оболенский потребовал, чтобы она немедленно вернулась в Россию. Зоя Сергеевна ответила презрительным молчанием. Супруг пришел в бешенство. Обеспокоился и отец княгини, граф Сергей Сумароков. Самые тревожные слухи о поведении княгини Оболенской полностью подтверждал русский посланник в Берне (кстати, будущий российский министр иностранных дел), Николай Карлович Гирс.
Вот что Н. К. Гирс доносил товарищу министра иностранных дел России, сенатору В. И. Вестману: «…подпав под пагубное влияние политических эмигрантов вреднейшего толка, эта дама в конце концов порвала узы, связывающие ее с семьей и родиной».
По донесениям тайной полиции, дело обстояло еще опаснее: Оболенская будто бы открыто вступила даже в гражданский брак с польским революционным эмигрантом Валерианом Мрочковским и, главное, воспитывает дочерей в духе свободы, уважения к труду, любви к угнетенному народу.
— Во что бы то ни стало вернуть несчастных детей в наше общество, — порешили и граф-дедушка и князь-папа трех девочек Оболенских.
И оба знатнейших лица в Петербурге, граф Сумароков и князь Оболенский, обратились за помощью в этом сомнительном деле в самую верховную инстанцию страны — лично к царю Александру Второму. Царь дал своим приближенным благожелательное согласие и повелел министру иностранных дел князю Горчакову, а вместе с ним и шефу жандармов графу Петру Шувалову принять все нужные меры и исполнить желание князя Оболенского.
Дальше события стали нарастать быстро: и царские дипломаты, и полицейские агенты (а их у царской полиции было в одной Швейцарии весьма немало!) с жаром принялись за исполнение высочайшей воли. Для начала им не стоило никакого труда установить, что княгиня Оболенская с дочерьми снимает дом в швейцарском курортном городке Веве, в кантоне Во. Было очевидно, что княгиня ничего не подозревает о готовящейся против нее операции.
Самую деятельную роль взял на себя князь-отец. В сопровождении своего брата он приехал в Швейцарию, и ранним июльским утром, когда весь городок мирно спал на восходе солнца, под окнами княгини собрались полицейские агенты, швейцарские жандармы, даже представители республиканского парламента, например, в лице его депутата г-на Серезоля. Жандармами командовал супрефект полиции г-н Дюпра. Оба брата Оболенских стали за дверью, и, когда горничная отомкнула запор, вся мощная группа ворвалась в дом. Желая отличиться перед русским князем, швейцарские жандармы отталкивали кулаками княгиню, умолявшую дать ей хоть проститься с детьми.