Герцен проявил в уходе за больным другом поразительное мужество и самообладание. Он отправил всю свою семью — мать, жену и троих детей — в дачный пригород, на лоно природы и свежий воздух, а сам остался спасать больного писателя. Тургенев, при могучем телосложении и мягкой, глубоко русской душе, страдал мнительностью и несколько преувеличенным ужасом ко всякой хвори. В возможность победить холеру он не верил, и Герцену пришлось применить всю силу характера, чтобы поддержать в больном веру в победу жизни над недугом. Три недели длилась эта борьба не на жизнь, а на смерть, и Тургенев рассказывал впоследствии, как Герцен буквально выходил его и поставил на ноги.
Для французской полиции русский изгнанник становился все менее желательным явлением. В тесном контакте с полицией российской она вела наблюдение за Герценом. Реакция усиливалась, жизнь в Париже становилась опасной, и Герцену пришлось с чужим паспортом на время уехать в Швейцарию. Вскоре после возвращения из Женевы он, в 1850 году, был лишен права жительства в Париже и выслан из Франции как нежелательный иностранец. Герцен с семьей переехал в Ниццу, где родилась его дочь Ольга.
Здесь, в «кроткой Ницце», в «мирной обители», как называл этот средиземноморский курортный город Герцен, разыгрались главные события его горестной семейной драмы, унесшей Натали в раннюю могилу на кладбище Ниццы…
«Огромный венок из небольших алых роз лежал на гробе; мы все сорвали по розе — точно на каждого капнула капля крови. Когда мы входили на гору, поднялся месяц, сверкнуло море, участвовавшее в ее убийстве…»
Это был май 1852 года. «Море, участвовавшее в ее убийстве», унесло полугодом ранее, в ноябре 51-го, мальчика Колю и мать писателя, Луизу Ивановну. Они погибли во время морской катастрофы у Гиерских островов, совершая маленький переезд, чтобы прибыть в Ниццу. Подорванное событиями семейной драмы здоровье Натальи Александровны такого удара не вынесло. Фантазия без конца рисовала ей картины несчастья: как мальчик падает с наклонной палубы в холодное море, как тело его становится добычей рыб и морских чудовищ. Ей рассказали, что последний возглас уносимой волнами Луизы Ивановны, которую пытались спасти из лодки, был: «Спасайте ребенка!..» Смерть сына Коли и Луизы Ивановны была страшным потрясением и для Герцена. В годы эмиграции мать была ему верным сподвижником, хранила его опасные бумаги, посылала деньги нуждающимся революционерам, прятала рукописи от полиции, заботилась о детях…
Там же, в Ницце, Герцен узнал, что русское правительство лишило его всех прав состояния и объявило государственным преступником и вечным изгнанником.
Могучий дух Искандера одолел всю эту полосу бедствий. Начался лондонский период его жизни. Возникла лондонская «Вольная русская типография». 1 июля 1857 года, вскоре после того, как к Герцену в Лондон приехал и Огарев, вышел первый номер газеты «Колокол». Его набатный звон услышала вся Россия. «Третье отделение ласкало мысль украсть меня у Англии из кармана или прирезать из-за угла», — пишет со свойственным ему юмором Александр Герцен.
От своих друзей в России Герцен стал получать дружеские предостережения о грозящей ему опасности.
Вот одно из таких анонимных предостережений от неизвестного друга: Герцен получил его 9-10 октября 1861 года:
«Третье отделение готовит попытку похитить вас или, если это понадобится, убить. Ради бога, не покидайте Англию, никуда не уезжайте и будьте крайне осторожны… Граф Шувалов (начальник III отделения. — Р. Ш.) поклялся, что отныне ни одно письмо не дойдет до вас. Все мрачно».
И вот в номере «Колокола» от 15 октября 1861 года появляется саркастически-едкое герценовское «Письмо к русскому послу в Лондоне» — один из маленьких шедевров отточенного, разящего искандеровского публицистического пера; вот его текст, несколько сокращенный:
«Милостивый государь!
Вам, верно, покажется очень странным, что я к Вам пишу; меня самого это удивляет не меньше Вас… В последнее время мы стали в качестве редакторов („Колокола“) довольно часто получать подметные письма, исполненные большой роскошью площадных ругательств и угрозами убить Огарева, князя Долгорукова (спешу Вас успокоить, что речь идет не о князь Василье, начальнике жандармов, — его жизнь совершенно безопасна — а о князе Петре Владимировиче) и меня. Третьего дня (9 октября) я получил два письма… в которых неизвестный друг извещает меня положительно, что III отделение решилось „похитить меня или убить“. Первое из этих предположений слишком смешно, чтоб быть возможным. Рассудите, барон, сами — что я за Прозерпина с бородой и что Шувалов за Плутон с эксельбантом?[7] Остается угроза смерти.
7
Шутливая ссылка на римский миф о похищении юной Прозерпины властителем подземного мира Плутоном.