- Вот завтра и проверим, - улыбнулся я в ответ на искреннее отчаяние своего сына, - а пока, вот, держи подарок от балтийских военморов.
Белая форменная бескозырка, самого наименьшего размера, которую Волков для меня выциганил в где-то хозяйстве своего дивизиона, переместилась из рюкзака на детскую голову.
- Бал-тий-ски-й ф-ло-т, - частью по слогам, частью по буквам прочёл Петя, моментально схватив слегка великоватый ему головной убор.
- Гляди-ка, ты уже и читать научился! - искренне изумился я. - А ну-ка, что вот здесь написано?
Заголовок "Правды" оказался Пете не под силу, как он ни старался, смог только назвать буквы, но сложить их в слова не получалось.
- Вы, товарищ, от ребёнка слишком много хотите, - заметила наблюдавшая за нами воспитательница, - ему ведь не полных пять лет всего. А "Балтийский флот" у нас вон там, - она указала на лодку, вкопанную в землю в качестве песочницы, на борту которой красовалась именно эта надпись, - это у нас любой малыш знает.
Как бы то ни было, пришлось Петьке подчиниться. А вот маленькая Вика, наоборот, получив в подарок тряпичную куклу в красивом платье, никаких хлопот не доставила и сама потопала домой, увлечённо беседуя с новой игрушкой-подружкой о своём, о детском.
Как только мы заявились на охраняемую территорию острова, как дежурный на КПП немедленно известил Косова, который и перехватил меня ещё на полпути к дому.
- Товарищ капитан государственной безопасности... - как и положено, за три шага перейдя на строевой начал доклад мой заместитель. Видимо, специально меня ждал в готовности номер один, чтоб отрапортовать.
- Вольно! - срезал я его на взлёте, - Веришь, Николай, вот ничего слышать не хочу про службу сейчас. Залётов нет? - Косов, растерявшись, сначала кивнул а потом замотал головой из стороны в сторону, - Ну и хорошо. А про текучку завтра поговорим. А знаешь, заходи, картохи наварю, мяса нажарю на ужин, махнём по чуть-чуть, пока Поля с работы не пришла.
- Да, неудобно как-то...
- Неужели? А у меня, глянь, губная гармошка есть! В Ленинграде купил по случаю, дарить, извини, не буду, но поиграть дам.
- Так ведь жена...
- Слушай, в конце концов, кто здесь комендант я или моя жена?
- Да причём здесь Полина! Мы тут дома комсостава сдали и я совсем семейством уже сюда переехал.
- Коля, это ж замечательно! Знакомиться будем! А то не порядок, работаем уже сколько, а супругу твою в глаза не видел. Как зовут?
- Анастасия.
Летнее солнце едва-едва коснулось своим краем яблоневых садов, окрашивая ветви, крыши домов, шатёр церкви Вознесения в Коломенском сначала в нежно-розовый, а потом и в алый цвет, когда моя дорогая супруга вернулась домой. Предупреждённая караулом о моём возвращении она, не заходя в дом, слыша наши голоса, сразу вышла на задний двор к летней кухне и встала, ослеплённая на миг ударившим прямо в глаза всё ещё сильным солнечным светом. В этот короткий миг, уставшая, в простой белой косынке, чёрной кофте поверх серого платья, с тяжёлым даже на вид портфелем в одной руке и не уступающей ему сумкой в другой, она показалась мне прекраснее всех на свете.
- Ну, Коля, давай! - махнул я рукой, вставая. Я ещё в командировке всё продумал. Стихи, песни из детства, сами собой всплывали в моей памяти и не воспользоваться такими подарками, было бы попросту неблагодарно. Ведь может случиться так, что в изменившемся мире эти напевы никогда не родятся. Именно поэтому я купил себе губную гармошку, посчитав, что серьёзно учиться музыке поздно и некогда, а насвистать мотив худо-бедно на ней у меня получится, чтобы другие могли воспроизвести на более высоком уровне. И вот теперь мне предстояло проверить, как всё работает. Вот Николай вдохнул и заиграл, а я, чуть выждав запел.
Нет без тревог ни сна, ни дня,
Где-то жалейка плачет,
Ты за любовь прости меня,
Я не могу иначе.
Репетировали мы без слов и уже на первом куплете я краем глаза заметил, как расслабленно сидевшая за столом Настя вдруг выпрямилась и вся обратилась в слух.
Я не боюсь обид и ссор,
В речку обида канет,
В небе любви такой простор,
Сердце моё не камень.
Ты заболеешь - я приду,
Боль разведу руками,
Всё я сумею, всё смогу,
Сердце моё не камень.
С этими словами я подошёл к оторопевшей от такого приёма Полине и, взяв у неё сумки, поставил их на лавку, любуясь и не прижимая к себе, обнял жену за плечи.
Я прилечу, ты мне скажи,
Бурю пройду и пламень,
Лишь не прощу холодной лжи,
Сердце моё не камень.
Похоже, здесь я чуть переборщил, понизив в конце голос, отчего у Поли по лицу пробежала тень, но тотчас бесследно исчезла на следующем куплете.
Видишь, звезда в ночи зажглась,
Шепчет сынишке сказку,
Только бездушье губит нас,
Лечит любовь да ласка.
Я растоплю кусочки льда
Сердцем своим горячим,
Буду любить тебя всегда,
Я не могу иначе.
Моя любимая женщина уже сама прильнула ко мне, без ложного стыда уткнулась мне в шею и, кроме жаркого дыхания я ощутил кожей горячие слёзы.
- Ох, счастливая же ты, Полька! - вздохнула Настасья, - Мой-то тоже мне стихи писал. Только когда это было? Сыну уже пятнадцатый год.
- Скажешь тоже, - подняв голову, улыбаясь и утирая слёзы одновременно, отмахнулась Полина, - это он специально придумал, чтобы за его весёлую командировку не бранила. Ты подумай, что он там творил! На доске за кораблём, будто мальчишка на трамвайной подножке, носился. А если б шею свернул? Ты вообще обо мне думаешь, нет?!
Последний вопрос был адресован, конечно, уже мне и надо было что-то отвечать.
- Конечно, думаю, Поля. Только о тебе, - ответил я тихо, аккуратно заправив рукой под косынку выбившуюся прядь волос. Именно сейчас я совершенно не кривил душой, но хорошее не может длиться сколько-нибудь долго и буханье сапог посыльного с известием о телефонном звонке оборвало прекрасное мгновение.
- Любимов у аппарата, - сказал я взяв трубку из рук дежурного, уже заранее зная кто звонит, но не догадываясь, по какому поводу. Пренебречь разговором с одной из ключевых фигур будущих событий было невозможно, личное пришлось опять отодвинуть на задний план.
- Товарищ Любимов, это Грабин вас беспокоит. Прошу прощения за поздний звонок, но так сложились обстоятельства, - голосом не несущим в себе и намёка на раскаяние заявил мне Василий Гаврилович. - Завтра на Софринском полигоне будет смотр новых систем дивизионной артиллерии. Вы, некоторым образом, были причастны, поэтому готов пригласить вас в составе моей команды. Сбор в 6.30 у главного входа в гостиницу "Москва". Будет стоять автобус. Если вас, конечно, заинтересует.
- Конечно, заинтересует, буду, но поеду собственным транспортом. Рад слышать вас, Василий Гаврилович. Кстати, а откуда у вас номер этого телефона?
- Из телефонного справочника, конечно. Правда, там был указан старый адрес, но товарищ Милов подсказал, как вас найти. Всё, простите, занят. Завтра жду. Всего доброго.
Вот те раз! Этак любой вражеский шпион может товарищу Милову позвонить и выяснить всю подноготную создателя самых мощных советских дизельмоторов? Завтра же ему внушение сделаю, пока беду на себя не накликал.
Эпизод 10.
Несмотря на ранний час в условленном месте встречи было многолюдно, что во многом объяснялось потоком москвичей к станции "Охотный ряд" только-только открывшегося в конце мая московского метрополитена. Более, того, вместо представлявшейся мне небольшой группы товарищей, среди которых я легко узнал бы Грабина, меня ждала колонна из пяти автобусов на шасси ЗИЛ-5 в зелёной "военной" раскраске, такие обычно используются в качестве штабных, и двух крытых грузовиков московского же автозавода с бойцами в синих фуражках в кузовах, вытянувшаяся вдоль тротуара. Поняв, что я сделал большую ошибку, не приехав пораньше, чтобы найти Василия Гавриловича, я припарковался в хвосте колонны и, выйдя из машины обратился к курившему возле машины лейтенанту.
- Здравия желаю! Эта колонна собирается на Софринский полигон?