Правда, комфортной эту жизнь, в круглосуточном грохоте железа, к которому днём примешивался рёв труб духового оркестра, назвать было сложно. Двенадцать-четырнадцать часов работы, и не только головой, но и руками, приходилось самому и резать и подваривать в сложных местах, остальное - сон без задних ног. И так каждый день. Единственной отдушиной была музыка. Не дающий мне покоя с тех пор как я его вспомнил марш "Красная тревога", рвался наружу. Помню, как первый раз во время обеда подошёл к оркестру на палубе и спросил.
- А сможете вот это?
Наш Советский Союз покарает
Весь мир как огромный медведь на восток.
Над землёй везде будут петь
Столица, водка, советский медведь наш!
Глаза дирижёра округлились и он стал беспомощно разевать рот, не в состоянии достойно ответить целому капитану госбезопасности. На палубу со звоном упала труба, или что там у них за инструменты, я не разбираюсь.
- Да, что ж вы в самом-то деле?! Это ж просто набор слов, чтоб мотив понятнее был. Можно ж спеть и так:
Хитрый наш президент набивает
Мошну, как хомяк за щеку колосок
Это доступно не только лишь всем
Сало, горилка, скакучий гопак наш!
В оркестре заржали.
- Мы попробуем, - улыбнулся дирижёр и, повернувшись к трубачам, взмахнул палочкой. Получилось, прямо скажу, весьма отдалённо.
- Не-не-не, - оборвал я первую попытку, - там ещё вступление должно быть такое: пам, пам, пампарарам...
- Товарищ Любимов, подойдите! - позвали меня в самый интересный момент от проёма в палубе, зияющего над левым машинным отделением.
- Эх, даже пожрать спокойно не дают, - подосадовал я, но должен был идти, - потом...
- Будет минутка, заглядывайте, нам понравилось, - в спину мне, со смешинкой, крикнул кто-то.
Вот так, понемногу, целый месяц почти, я восстанавливал по памяти марш и даже сочинил к нему более-менее вменяемый текст, пока не стало выходить очень и очень похоже. Возможно, просто инструментов не хватало до оригинала или они были не те.
А потом к нам не прилетел, как обычно, "ВМЗ-2". В плохую погоду, на территории Югославии, он врезался в гору с грузом кислородных баллонов для газовой резки и электродов. Впечатлённый фейерверком Белград закрыл для К-7 воздушное пространство и мы остались без воздушного моста. Без оперативной доставки расходников работы замедлились, то того не хватало, зато этого было в избытке, то наоборот. Даже с провизией случались перебои, а однообразие пищи стало притчей во языцех. Составленный нами впритык график, полетел к чёрту. Вдобавок к нашим бедам, в Гамбурге 10 октября на советском пароходе взорвался паровой котёл, судно лишилось хода. Понятно, трубить на весь мир об этом не стали, но ремонт машин ледокола "Ермак" пришлось отложить, ибо только он мог отбуксировать повреждённое судно подальше от огласки. К тому же, со всей этой вознёй, он мог просто к нам не успеть!
- Нам нужен запасной план, - подошёл я второго ноября к капитану Кузнецову.
- Есть мысли? - спросил он, с тоской глядя в сторону канала, ведущего в открытое море.
- Помнишь, я как-то ляпнул про паруса?
- Ты и про вёсла тоже тогда ляпнул, - заметил Николай Герасимович, видимо решив, что я шучу и обращать особое внимание на меня не стоит.
- Я серьёзно!
Кузнецов повернулся ко мне, смерил взглядом, а потом, махнув рукой, сказал.
- Делай что хочешь, но чтоб линкор был на ходу! Хоть Нептуну молись, чтоб он взял и перенёс нас всех в Севастополь!
Раз так... В тот же день на Большую землю ушла длиннющая шифровка, которую передавали по радио не меньше чем полчаса. А третьего пришёл ответ с подтверждением. Видимо, там тоже всё понимали и хватались за любую возможность. Ещё через день радист принял инструкции по предварительной подготовке и работам, к которым мы прямо сейчас могли приступить. Волевым решением я забрал себе всех инженеров-корпусников и бригаду рабочих Николаевского завода. Всё равно, они тогда занимались чисткой угольных бункеров и переделывали их для хранения дизтоплива, работа важная, но необязательная. Мы понимали, что можем не успеть, поэтому заранее решили разместить прямо на верхней палубе, после того, как технологические проёмы будут закрыты, четыре железнодорожные 40-тонные цистерны прямо на рамах, но без тележек. Топливо от них к дизелям могло поступать самотёком, что экономило нам насосы. Посоветовавшись с кораблестроителями насчёт выбора конкретных мест, я приказал дополнительно укрепить шесть участков на верхней палубе, недалеко от орудийных башен, там где и без того всё было прочно. Кроме того, две концевых башни прямо за броню приварили к палубе, что вызвало резкий протест Кузнецова, но я, ничего не объясняя, заявил, что так надо и это неизбежно. На этом издевательства над концевыми башнями не закончились. В их крышах, точно по центру барбета, кислородной резкой было проделано по отверстию и устроены прочные горизонтальные площадки, приваренные к броне намертво. Делая это, я рассудил, что наличное бронирование крыш башен в современных условиях всё равно никуда не годится и его неизбежно будут усиливать. А раз так, то следы нашего варварства потом скроет уложенная сверху дополнительная бронеплита.
За неделю до окончания оговоренного срока пребывания "Александра Невского" в Бизерте мы только погрузили все механизмы в машинное отделение и были готовы закрыть проём. Впереди ещё была целая гора работы по подключению коммуникаций. В активе у нас была введённая в строй сормовская рулевая машина, приведённые в рабочее состояние, в том числе, с помощью команды водолазов ЭПРОН, крайние гребные валы, автономные системы живучести, по типу "Ворошилова" в двух третях всех водонепроницаемых отсеков. Все механизмы испытывались сразу же после окончания сборки и принимались по отдельности.
Тогда же в Бизерту пришёл теплопароход "Сталинград" с грузом металлоконструкций и мы незамедлительно приступили к его разгрузке. В первую очередь на "Александра" переправили восемь огромных, больше трёх метров в диаметре, подшипников, которые должны были пойти на экспериментальные 130-миллиметровые двухорудийные башни завода "Большевик" и установили их на заранее подготовленных местах. Работа заняла весь день и всю ночь. Я поучаствовав в установке первого, слева от второй башни, отправился в машинное отделение заниматься дизелями, полностью доверившись уже показавшим себя в деле людям.
- Какого чёрта ты затеял? - спустился ко мне капитан.
- Ты ж сказал, чтоб делал, что хочу. Вот я и делаю тебе сюрприз, - не смог я удержаться от того, чтоб поиграть у него на нервах.
- Какой сюрприз?! Я капитан!! Я должен знать, что на моём корабле происходит!!!
- Да не кричи ты! Антигравитатор собираем, не видишь? Потерпи пару дней.
Кузнецов постеснялся спрашивать о неведомом устройстве, чтоб не показалось, будто он несведущ в корабельных механизмах и ушёл. А бригады, вначале под моим чутким руководством, стали перегружать и устанавливать на палубе металлические фермы двух видов. Первые, меньшего размера, с квадратным основанием 2х2 метра и высотой 2,5, устанавливались внутрь подшипника. В каждой из них по центру был вертикально подвешен на подшипнике карданный вал, заимствованный у автомобиля ЗИЛ-5. На эти фермы сбоку монтировалось грузоподъёмное устройство с малой стрелой, с помощью которого, теперь уже прямо на главный опорный подшипник, так, чтобы могла свободно вращаться, устанавливалась ферма другого вида. Это был восьмигранный ровный барабан около четырёх метров в поперечнике, который издали мог напомнить небольшой отрезок Шаболовской башни. Первая такая секция имела пол, укреплённый раскосами так, чтобы передать вес конструкции на меньшую по размерам опору на палубе. После того, как барабан занял назначенное место, краном подняли ещё один внутренний "кубик" этого конструктора и поставили на второй этаж, состыковав карданные валы. Грузоподъёмное устройство переместили уже на него. И снова барабан, кубик, барабан, кубик, до двадцатипятиметровой высоты. Там вспомогательный кран разобрали и по частям спустили снаружи получившейся колонны. А внешнюю, свободно вращающуюся решетчатую трубу, связали с центральным валом силовой рамой-"крышкой", поднятой наверх на лебёдках.