Выбрать главу

— Поздравляю! Ждём скорее в строй! — сухо отозвался Ворошилов и по очереди стал «отоваривать» комкоров, чтобы с них перейти на командармов.

После «раздачи» перед генералами по очереди выступили Мехлис, упиравший на политическую работу и возросшую ответственность «вновь испечённых» за коммунистическую агитацию в рядах РККА, и сам Ворошилов, сказавший, что задача, которую ставило перед Красной Армией Советское правительство, начиная индустриализацию, выполнена. Современная, механизированная, оснащённая лучшими образцами вооружения армия, создана. И проверена в деле так, что не нам одним видны лучшие её качества. Теперь будем ещё твёрже, ещё уверенней стоять на страже завоеваний Октябрьской революции!

Во второй половине дня весь генералитет был приглашён в Театр Красной Армии, вновь построенное, звездообразное в плане здание которого, только-только, к 23-му февраля, закончили отделывать изнутри. Там в честь воинов, командиров и политработников РККА сегодня давали концерт, но я не поехал. Подозревал, что маршал Ворошилов флотских, своего театра не имевших, пригласить постеснялся, а мне было бы потом перед Иваном Кузьмичом неудобно, который как раз сегодня прибыл в Москву «по делам». Так говорят, когда не хотят признаваться зачем. Впрочем, у них с Кузнецовым своя кухня. В общем, юлить я не стал, признался, что вечером ко мне приглашён командующий Балтфлотом флагман флота первого ранга Кожанов.

Глядя на меня, на концерт не пошёл, предпочтя посиделки у меня дома, генерал-лейтенант Бойко, сменивший после Академии Потапова на посту командующего 5-го Танкового корпуса. Повезло ему, а может, Щаденко нарочно «целился», чтоб бывшему военпреду ЗИЛа именно этот корпус, в который был мобилизован московский пролетариат, достался. Перекинувшись несколькими словами с командующим корпусом перед, как я потом шутливо называл этот процесс, «перезваниванием», понял, что тот в Москве по службе из-за какого-то конфликта с начальником ГАБТУ Павловым. За своим командиром последовал и генерал-майор Поппель, в одночасье сегодня «разжалованный» из комиссаров, в связи с упразднением этого института, в замполиты. Поехал ко мне и генерал-майор Родимцев, только недавно вступивший в командование 1-м ВДК. Десантников вывели из зоны боевых действий буквально на днях и сейчас железнодорожными эшелонами перевозили в ППД под Смоленск.

Привезя товарищей домой, я увидел, что там меня поджидает ещё один «пролётный», генерал-майор погранвойск Седых, едущий в Брест принимать «большой» Белорусский погранокруг, имеющий и внешнюю, и внутреннюю границы. Так мы узнали, что погранвойска тоже, приурочив к дате, «перезванивали». А вот центральный аппарaт НКВД — нет. О чём мы могли судить по явившимся поздравить меня «волкодаву» майору госбезопасности Панкратову и старшему майору госбезопасности Косову, по прежнему рулившему ГЭУ. Этим моим бывшим сослуживцам вдруг сегодня приспичило, независимо друг от друга, о чём-то со мной переговорить, но не рассчитали. Где уж в такой-то толпе секретничать?

Тем более, что, совершив «боевой разворот», выехав в Театр Красной Армии вместе со всеми, но оказавшись, почему-то в Нагатино, вскоре заявились мобилизованный весной генерал-майор Чкалов и скрывающийся от него командующий ВВС КА генерал-полковник Смушкевич. Что понадобилось вдруг от меня главкому летунов, я не предполагал, а вот Валерия Павловича можно было прочесть как открытую книгу. Герой страны маялся от того, что вернувшись в армию так и не попал на фронт, хоть и стучался во всевозможные, даже самые высокие кабинеты. Что толку от звания комбрига, а теперь уже генерал-майора, если драться не дают?! Адреналиновому наркоману Чкалову испытательной работы уже не хватало! Даже если учесть то, что из-за перевода КБ Поликарпова в Казань пришлось перейти к Микояну, «необъезженные жеребцы» которого были весьма непросты в управлении, особенно на посадке. Из-за этого, несмотря на поражающие воображение ЛТХ, рабочую высоту свыше 12 км, скорость на ней под 750, сверхмощный секундный залп, МиГи всё ещё не хотели принимать на вооружение. И вот Чкалов загорелся идеей собрать лучших лётчиков-истребителей страны, посадить их на МиГи и сформировать «дивизию чистого неба». Да пусть даже будет полк! Но командовать им будет он, Валерий Павлович, изучивший норовистый истребитель вдоль и поперёк. Увы, но ни командование ВВС, ни маршал Ворошилов, ни руководство страны, замысел не оценили. ВВС КА и без этого во всех прошедших войнах в итоге завоёвывали полное господство в воздухе. Так зачем рисковать авариями, тем более, жизнями лучших пилотов? Подождём, пока Микоян сумеет снизить посадочную скорость, тогда уж… В общем, ищет товарищ Чкалов себе влиятельных союзников сейчас где угодно. А Смушкевич по этой же причине, скрывается от надоедливого испытателя.

Последними, целой делегацией, заявились мореманы, задержавшиеся на торжествах в собственном наркомате. Вместе с Кожановым приехали нарком Кузнецов и, теперь уже замнаркома по береговым войскам генерал-лейтенант морской пехоты Касатонов вместе с незнакомым мне полковником Крыловым. Раздевшись в прихожей зашли в гостинную и выстроились перед нами. Улыбаются загадочно, а у самих рожи от радости аж светятся изнутри.

— Знаете, мы, по земле ползающие, да в небесах порхающие, ваших влажных намёков совсем не понимаем, — заметил я, как хозяин за столом. — Давайте уж, признавайтесь, что за счастье безмерное на вас свалилось…

— Пока я ещё нарком ВМФ, — выступил Кузнецов, — представляю вам генерал-адмирала флота СССР товарища Кожанова!

Разве можно вот так, без предупреждения! Я, Бойко, Поппель, Седых и Родимцев сидели на одной лавке из половой доски, положенной поверх двух табуретов. Кто из нас так неудачно и резко дёрнулся, я не понял, но отреагировать из нас всех успел только вскочивший на ноги десантник, остальные дружно грохнулись на пол. Гости постеснялись, а я, поднимаясь, выдал такую матерную тираду, что Полина, на пару с Лидкой суетившаяся на кухне, отгороженной от гостинной только печкой, пригрозила мне язык оторвать, если дети услышат.

— Вот! Правильно! По-боцмански его, чтоб в большом звании от корабельной службы не отвык! — заржал Кузнецов.

— Угу, — хмыкнул Смушкевич. — Вот так морские традиции и рождаются…

— Завидуй-завидуй, военлёт! У вас в маршальском звании в поднебесье никого нет, — улыбнулся Кожанов. — Если и будет, то обзовут «по-пластунски». А генерал-авиатором тебе, как пить дать, не бывать!

— Эх, генералы, адмиралы, маршалы… какая разница… — вздохнул я. — Нет у нас более уважаемого во всех Советских вооружённых силах человека, чем боец пехотный Ванька… — сказал я, вспомнив Быкова в в фильме «В бой идут одни старики» из моей «прошлой жизни», и запел «Старую солдатскую песню» Булата Окуджавы.

— Погоди! — завопил Касатонов. — В машину за гитарой сбегаю!!!

А спустя пару минут, под пока ещё неуверенный аккомпанемент, я тихо напевал:

Отшумели песни нашего полка, Отстучали звонкие копыта. Пулями пробито днище котелка, Маркитантка юная убита.
Нас осталось мало — мы да наша боль. Нас немного и врагов немного. Живы мы покуда, фронтовая голь, А погибнем — райская дорога.
Руки на затворе, голова в тоске, А душа уже взлетела вроде. Для чего мы пишем кровью на песке? Наши письма не нужны природе.
На могилах братских серые кресты — Вечные квартиры в перелеске. Им теперь не больно, и сердца чисты, И глаза распахнуты по-детски.
Спите себе, братцы, всё придёт опять. Новые родятся командиры. Новые солдаты будут получать Строгие казённые квартиры.
Спите себе, братцы, всё начнётся вновь, Всё должно в природе повториться — И слова, и пули, и любовь, и кровь… Времени не будет помириться.
Отшумели песни нашего полка, Отстучали звонкие копыта. Пулями пробито днище котелка, Маркитантка юная убита.
(оригинальный текст слегка подправлен)

Под конец песни Касатонов, собаку съевший на подборе музыки к моим напевам, бренчал уже вполне себе ничего, красиво. Мне даже показалось, что что-то «испанское» со струн изредка соскакивало и всё вместе, на мой вкус, получилось ничуть не хуже, чем в оригинале. А вот его товарищ, полковник Крылов, всё это время задумчиво смотрел на меня, не отрывая глаз.