— Вы врёте, товарищ Кузнецов! — распалившись не на шутку, бросил я обвинение. — Насколько мне известно, на настоящий момент максимальная мощность единичного, самого лучшего турбоагрегата составляет 50 тысяч лошадиных сил. Допустим, вы сумеете запихнуть в ваш сверхлинкор четырёхвальную установку. И вы хотите сказать, что имея 200 тысяч лошадиных сил общей мощности, он сможет развить 30 узлов?!
— Я не вру, товарищ Любимов, я уточняю — линкоры и линейные крейсеры. Именно так и сказал!
Соглашаться заказывать немцам что-то, с моей точки зрения, совершенно ненужное, категорически не хотелось. Спорить же с адмиралом, которому уже всю теорию «подбили» теоретики из наркомата ВМФ было просто невозможно. Как ни посмотри, а мокрицы таки правы и нам нужна прорва линейных кораблей! Натурально взбесившись, я подошёл к Сталину, взял карандаш, которым тот только что делал пометки в книге, лист чистой бумаги из стопки, приготовленной для более обширных замечаний и конспектирования попутно возникающих мыслей, и грубо начеркал: «Нарком в курсе атомного проекта?».
Сталин, бросив на меня быстрый взгляд, ответил:
— Нет.
— Тогда прошу разрешения переговорить наедине! — использовал я запрещённый приём, хотя сам же и пригласил адмирала в качестве адвоката.
— Товарищ Кузнецов, выйдите, пожалуйста, на пять минут, — мягко попросил Иосиф Виссарионович обалдевшего от происходящего наркома и, после того, как тот закрыл за собой дверь, потребовал, — Говорите!
— Я не знаю, как продвигается проект Курчатова, но могу предполагать, что наш первый линкор, начни мы даже его постройку прямо сейчас, или всю, или большую часть своей жизни в строю будет находиться в условиях существования атомного оружия. Первые подобные спецбоеприпасы, насколько я понимаю в этом вопросе, будут весить четыре-пять тонн при мощности 15–20 килотонн в тротиловом эквиваленте. Их можно будет сбрасывать в виде бомб на парашютах, чтобы самолёты-носители могли успеть уйти. Так можно сносить города, но против войск в поле или эскадр в море, этот способ малоэффективен. Пока бомба будет опускаться, войска успеют укрыться, а эскадра — уйти из зоны поражения. В качестве альтернативы спецбоеприпас можно выполнить в виде снаряда, но тогда калибр орудия, из которого его надо будет выстреливать, должен составлять не менее 800 миллиметров. Так какой смысл сейчас строить водоплавающих монстров, если через, максимум, десять лет, они все разом морально устареют и один «атомный» линкор, стреляющий из одной-двух пушек спецбоеприпасами, окажется сильнее любого современного флота в ближнем бою? Система бронирования «атомного линкора», кстати, должна быть совершенно иной. Не максимальной толщины, а максимальной площади с минимальными надстройками, которые тоже должны быть полностью бронированы. Наподобие наших ныне существующих линкоров до их модернизации.
— Мы послушаем, что может сказать товарищ Курчатов по данному вопросу, — спокойно ответил на мою горячую речь Сталин. — Но мы не можем ждать, пока он закончит свой проект. Нам надо охладить горячие головы буржуазных политиков уже сейчас. Пётр Первый был прав. И Совнарком в ближайшее время твёрдо намерен сосредоточить усилия в деле обороны на направлении флота. Линкоры, чтоб буржуазия не задавалась, надо начинать строить уже сейчас.
— Но послушайте, товарищ Сталин! — воскликнул я, почти отчаявшись, — Мы всё равно не сможем быстро построить корабль в сто тысяч тонн. А когда он будет готов — он уже устареет! Давайте, хотя бы, раз закладка линкоров абсолютно необходима по политическим мотивам, не будем зарываться и замахиваться на гигантов. Давайте предъявлять к линкорам умеренные требования, чтобы с ними могла справиться наша судостроительная промышленность. Что говорил Кузнецов? Допустим, авианосцы не играют. Ночь, север, шторм или ещё какая причина. У нас будут хорошие торпеды. Но, как сказал нарком ВМФ, дистанция их эффективного применения меньше максимальной дальности стрельбы тяжёлых орудий в случае атаки на нас, и совсем мала, если мы преследуем противника. Значит, во-первых, противника надо соблазнить атаковать нашу эскадру. Задача не слишком сложная, учитывая то, что мы в ближайшее время будем уступать в числе любому противнику, даже немцам или французам. Другое дело — качество. На линкор с 12-ю 457-миллиметровыми орудиями могут и поостеречься полезть. Нужно что-то попроще, чтоб врагу и не страшно было, и трофей, в случае победы, был бы соблазнительный. Тогда враг будет нападать на нашу, кажущуюся слабой, эскадру. Но это значит, что кормовые башни его кораблей не смогут действовать. Минимум, половина стволов попросту не сможет стрелять. У американского линкора 12 16-тидюймовых пушек? А в нос бьют только шесть! А если пятнадцать стволов? Всё равно в нос бьют только шесть! У итальянцев 5–6 стволов, у англичан 4–6 стволов, лучше всех у французов — 8 стволов. У нас тоже стоит задача сблизиться на дистанцию уверенного торпедного залпа, чтобы у наших «рыбок» был достаточный запас хода на догон после захвата цели. Следовательно мы тоже пойдём вперёд и тоже не сможем задействовать половину артиллерии! В случае лёгких крейсеров — деваться некуда. Универсальная артиллерия должна иметь круговой обстрел. А вот в случае линкора от кормовых башен при такой «галерной», а не «линейной» тактике можно смело отказаться. Кроме этого, теперь не надо защищать от огня врага оба огромных по площади борта. Снаряды будут прилетать только со стороны носа. Потребность в площади толстого бронирования снижается. За этот счёт можно нарастить палубную броню. И, конечно, имея в виду «атомный» фактор, весь линкор в целом должен быть бронирован, как я ранее уже говорил. Вот такой, «умеренный» линкор, не более чем с 6-ю 457-миллиметровками, 30-узловым ходом, хорошо бронированным «лбом», водоизмещением примерно в 50 тысяч тонн, очень хорошо подходит для нашей торпедной тактики в виде стойкой к артогню врага приманки и с ним гораздо проще справится наша промышленность, нежели чем с огромным 100-тысячетонным монстром. И для него не нужно 30 тысяч тонн немецкой толстой брони! Ведь львиную долю его брони мы можем и сами изготовить! Прошу разрешить сократить закупки бронеплит, минимум, втрое!
— Хорошо, товарищ Любимов, мы обсудим с товарищем Кузнецовым ваше предложение, — выслушав меня без каких-либо эмоций, сказал Сталин. — До вашего отъезда в Германию решение будет принято. Пригласите пожалуйста товарища Кузнецова, а сами можете быть свободны.
Что ж, я сделал всё, что мог…
Домой я добрался, когда все, кроме тревожащейся за мою ногу Полины, уже спали. Грачик, повечеряв вместе со мной, тоже ушёл к себе, а следом и я, сняв на ночь повязку с помощью жены, отправился на боковую.
С утра, несмотря на воскресный день, всё повторилось. На этот раз работали с артиллеристами и представителями автотракторной промышленности. Внезапно выяснилось, что от ГАБТУ делегацию возглавляю тоже я, по совместительству с общим руководством. Пока всё разгрёб — дома был почти к полуночи. И так всю неделю! Химики, нефтянники, электротехники, радиоэлектронщики, металлурги и даже медики! Всех и не перечислишь! Дошло до того, что на вокзал, чтоб сесть в берлинский поезд, я уезжал тоже из Кремля, а чемодан мне собирал, с помощью детей, Грачик.
Эпизод 4
За белым, изукрашенным ледяными узорами окном купе — мороз. И не скажешь, что первый день весны. Конечно, до крещенского ему далеко, но всё ж минус пятнадцать. А внутри, несмотря на открытую настежь дверь — духотща. Табачный дым слоями плавает. Хоть и набились сюда ко мне только старшие групп, но половина из слушателей всё равно в коридоре стоять осталась. Стол заставлен стаканами с недопитым чаем, поэтому инструктаж сейчас устный, показывать можно, разве что, на пальцах. Говорю не стесняясь, подслушивать здесь некому, весь вагон «посольский», как и два соседних. К тому же, за нашу всестороннюю безопасность отвечают сработавшиеся в Польше чекисты Судоплатов и Панкратов. Первый за контршпионаж, а вот второй — бережёт наши тушки. Людей с ними достаточно, не пропадём.