Сидеть на месте столько времени я не опасался. Да и переправа, сама по себе дело не быстрое, возможна только ночью. Иначе свои же с воздуха и перетопят, да и чужие заметят. Кроме того, выбрал я этот пункт заранее не просто так. У Немана здесь берега крутые, удобные спуски к воде редки и именно рядом с ними издавна люди и селились, так что переходить реку пришлось бы все равно поблизости от местных жителей. Лукавица же находится на острове, в лесах, отделенная от остального правобережья трясиной, старицей Немана. Дорог всего две отсюда, на юг, на Польницу, да на север, на Перелом, где места еще глуше. И узкий перешеек, и гать легко перекрыть, так что местные настучать на нас смогут, только когда мы уж на западном берегу будем. И то не сразу, пока они еще до Гродно доберутся. Мобильников еще не изобрели, да и обычных телефонов-телеграфов здесь отродясь не видывали. А на другом берегу Немана, имевшего здесь от ста до ста тридцати метров ширины, напротив Лукавицы тоже лес на полуострове, образованном рекой и Августовским каналом, от посторонних глаз нас скроет пока паром взад-вперед гонять будем. А оттуда нам все пути на запад открыты, ищи ветра в поле!
Так я думал в начале. Сейчас же, когда, возможно, у нас на хвосте висели преследователи, меня это тоже перестало беспокоить. Задачу, поставленную Судоплатову, я, считай, выполнил. Почти. Осталось только дождаться «ретранслятора» на вечерней заре, чтоб сообщить на большую землю добытые сведения. Могу даже вовсе Неман не переходить, а сидеть здесь до подхода Красной Армии. Выбить меня из этой берлоги — целая дивизия нужна. А уж патронов мне дней на пять хватит. К тому же, руками Млот-Фиалковского и его девочек я сделал все, чтоб этой дивизии у поляков не нашлось.
Как только прибыли в Лукавицу, послал бойцов прошерстить конюшни на предмет четвероного транспорта и сбруи. Пригодных лошадей нашлось аж шесть штук, коих мы и реквизировали, застращав крестьян карой за уклонение от конской мобилизации. Это было проще всего. Труднее было с составлением приказов штабу армейской группы «Нарев», засылающих все резервы аж в Острув-Мазовецкий, строить оборону на пустом варшавском направлении. Разведка наша, кстати, обмишулилась. Пехотных дивизий в Августовской группировке оказалось не двенадцать, а четырнадцать, кавбригад не две, а пять. Из них как раз две «потерянные» дивизии и вся конница составляли «пожарную команду».
Для составления бумаг у меня было все: генерал собственной персоной и подписанные им ранее документы для сверки автографа, сведения, печать, сургуч, даже бумага и пакеты. Но не было писарей! Из моих бойцов грамотных, то есть тех, что могли читать по-польски, было всего четверо, писать же не умел никто! Вышел я из этого положения, устроив диктант самой генеральше и двум ее дочерям, младшей из которых было лет пятнадцать. Рассадив их подальше, каждую за отдельный стол, предупредил честно, что если в тексте найдутся хоть какие-то отличия, они будут иметь честь стать первыми работницами солдатского борделя Польской Красной Армии. В виде рекламы — для всего батальона первая ночь бесплатно! Проняло. После часового путешествия в кузове грузовика со взводом солдат они все и без того выглядели помятыми так, что генералу я их показывать не стал. Слава Богу, что не по одной ехали и подол им мои бойцы задрать побоялись. Чемоданы, правда, распотрошили, помня мою установку о трофеях.
Предварительно попросив почитать и перевести мне три подобных приказа, оказавшихся при бригадном генерале, я проникся высоким штилем и польскими правилами составления документов, после чего стал диктовать. На написание, сличение и проверку ушел всего час, после чего трое смышленых добровольцев поскакали одвуконь в штаб армейской группы в Гродно. Надеялся я вскоре познакомиться с его работниками лично, ибо одно из весьма разумных распоряжений Млот-Фиалковского было о переводе штаба из находящегося под ударом Гродно в деревню Немново на Августовском канале. Точно за тем лесом, напротив которого я собирался форсировать реку. Я туда уж и вторую роту на конфискованных, всех до единой, рыбацких лодках переправил, чтоб теплую встречу организовать. Вот завтра будет картина маслом! Войска или связаны боем, или ушли черт знает куда, а штаб пропал и выруливать просто некому!
Закат солнца поставил меня перед фактом, что разведчик-ретранслятор не прилетел. Видно Неман, имевший здесь прямой участок двухкилометровой длины и достаточной ширины, посчитали в высших штабах недостаточной стартовой площадкой для тяжелых гидросамолетов. С другой стороны, преследователи, если они и были, не объявились. И до утра уже вряд ли объявятся. Зато над рекой пролетел английский «Сандерленд», прошел низко и убрался восвояси. И нашлись чекисты, махнувшие не глядя всю свою автомототехнику на семь санитарных двуколок из обоза польской дивизии. Тридцать шесть человек из девяноста, большей частью легкораненые. Японцев — всего двенадцать. Невредимых — трое. Самому капитану Исибасову задницу штыком пропороли вскользь. Судоплатов вообще плох, ему хоть и не досталось в бою, но последствия «солнечного удара», переход и нервная работа его почти доконали, в лежку лежит и даже почти не разговаривает. Мы тоже больше суток без сна, но чекисты, после тридцатикилометрового пешего марша и вовсе вымотаны.
— Эк вас жизнь-то приложила, — с искренним сочувствием встретил я временно принявшего командование Панкратова.
— Да, не повезло, — вздохнул Слава. — Если б не японцы, вообще бы нам хана. Дрались и резались как черти за десятерых. Что ты хочешь, лучшие бойцы всей японской армии. Из наших только мои спецы им под стать, а остальных многовато покрошило. И машины пришлось назад отправить с тяжелыми, чтоб шлях перейти. Уж потом санитарный обоз захватили.
— Раз везение, два везение, помилуйте, надобно и умение, — наставительно поднял я палец вверх. — Так сам генералиссимус Суворов говорил! А умение в том и заключается, что даже если твой план плох, то лучше все же следовать ему, а не метаться из стороны в сторону. Будет вам наука впредь. Везет, как мне, тем, кто упорно цели поставленной добивается, а не ищет наобум, где прошмыгнуть. Машина моя цела?
— Ну, есть пара дыр… — смутился старлей.
— С амбарные ворота размером, поди? Одна во всю правую сторону, другая во всю левую?
— Да ладно, выдадут тебе новую машину по должности! — разозлился Панкратов.
— Да, какой-нибудь «ГАЗик». Этот «Тур», между прочим, мой, личный, честно заработанный! И вы у меня теперь в долгу, выраженном в конкретном рублевом эквиваленте! Потому, как похерили мой лимузин не ради дела, а из амбиций и глупости собственной!
— Знал бы, что ты так вцепишься из-за своей колымаги, другой дорогой пошел бы! — еще пуще стал ругаться старлей.
— Ну и катись колбасой! Никто не держит! — подлил я масла в огонь.
— Ты, верно, забыл, какой у нас приказ и полномочия? Ты обязан нам всяческое содействие оказывать! — совсем разъярился Панкратов.
— Э, нет, брат, статус-кво изменился. Полномочия ваши актуальность потеряли, потому, как приказ ваш я уже выполнил! Так что — свободен! — самодовольно заявил я чекисту, с удовольствием заметив, как тот изумился.
— Да ну?!!
— Вот тебе и ну! Так что это ты мне должен сейчас всяческое содействие, выражающееся конкретно в вашей коротковолновой радиостанции для доклада в центр, оказать!
— Что, и Рыдз-Смиглы у тебя здесь? — пропустив мимо ушей мои слова, спросил Слава.
— Маршал Польши не здесь, но там, где мы знаем и, заметь, по сю сторону линии Керзона. Осталось только доложить, да десантный корпус ему на голову сбросить!