Майя знала, что спорить с кинокритиком – занятие абсолютно бессмысленное, и потому не стала возражать, а Алина продолжала вещать, не прекращая при этом насиловать компьютер:
– Вот был такой авиаконструктор Лавочкин. Если б появились пассажирские самолеты «Лавочкин», я бы никогда ими не пользовалась. Лавочки должны не летать, а торчать перед избами. Что ты нашла в этом мокром Всеволоде, отвечай!
– У него необыкновенно ласковые пальцы! – мечтательно произнесла Майя, и это возмутило Алину:
– Чушь! Нельзя влюбляться в пальцы! Пальцами ковыряют в носу! Вот, теперь твой голубой Всеволод Мокрых проник в мою статью!
– Он подлец и трус, – сказала Майя, – но уж никак не голубой!
– Ничего, он отлично вписался в статью, послушай: «Режиссер, ползая на поводу у сценариста, не понял, что вместо банальной лошади, лошади устарели, надо было вводить в кадр голубого Мокрых, это было бы адекватно современному пофигизму!» Ну как?
– Гениально! – Майя искала пристанище и потому шла на откровенную лесть.
– Я убеждена, что гениально! – кивнула Алика. – А твой Всеволод – он… он не подкаблучник, он хуже, даже не знаю, как его обозвать!
Майя рассмеялась.
Алина все не успокаивалась:
– Его жена расселась на нем рыхлой задницей…
Майя искренне удивилась:
– Ты видела его жену?
– Не видела и не желаю видеть! Только не вздумай просить прощения у Гуннара! Ничего ему не рассказывай! Ты обиделась на него, оскорбилась, придумай на что, и ушла ко мне. Если он позвонит, я его пошлю по матери! И замолчи, ты мне мешаешь работать!
Майя поднялась и ушла на кухню пореветь. Она была сильной женщиной, но все-таки женщиной. Еще вчера вечером Всеволод умолял ее уйти к нему, а сегодня… Майя плакала и размышляла – любит ли она Всеволода или нет? Пришла к выводу, что не любит, и заплакала еще пуще.
На кухне показалась Алина:
– В холодильнике пельмени с творогом! Вон кастрюля, свари и поешь! Без секса жить можно строго определенное время, зато без еды никак нельзя! Ты не возражаешь, если я вставлю твой банальный случай в статью? Тебя не назову.
– Возражаю!
– Спасибо, я вставлю! – И Алина ушла.
Майя перестала плакать. На холодильнике лежали сигареты. Майя взяла сигарету, отыскала спички, зажгла, закурила.
Тотчас опять возникла Алина и отняла:
– Ты же не куришь! Курить вредно, это известно любому кретину! И не распускай слюни! Хочешь, я поделюсь с тобой моим киноактером?
– Нет.
– Ну как хочешь!
В кухне было тепло и уютно. Сидя на табурете, Майя прислонилась к кафельной стене, белой с розочками. Жить Майе не хотелось, а спать хотелось. Она заснула. Когда проснулась, то увидала, что напротив, на таком же табурете сидит Гуннар, высоченный, золотоволосый, и читает латышскую газету.
– Ты еще откуда взялся? – спросила Майя. Злости в ее голосе не было.
– Добрый день! – Гуннар сложил газету и улыбнулся: – Сегодня отличная погода, я прогулялся и решил зайти сюда, разумеется за тобой!
– Алина не послала тебя по матери? – строго спросила жена. – Она обещала непременно послать!
– Нет. Как раз наоборот. Она позвонила, посоветовала приехать и забрать тебя отсюда. Ты забыла, Майя, что сегодня вечером мы идем в театр.
Майя внимательно поглядела на мужа, в глазах ее плясала хитринка.
– Совершенно забыла, – согласилась Майя, – ты когда взял билеты?
– Только что.
В кухню влетела Алина:
– Не ходите в театр. Театр – это реликт, аппендикс прошлого. Театр безнадежно устарел.
– Да, – сказал Гуннар, – это старый театр. Это театр Маяковского.
– Он театр имени Маяковского, – сообщила Алина, – потому что в нем за семьдесят с лишним лет лишь однажды поставили Маяковского, да и то скверно!
– Мы на что идем? – Майя поднялась со стула.
Гуннар тоже встал. Майя не доходила ему до плеча, и это ей очень нравилось. Впрочем, ему тоже.
– Понятия не имею, – искренне признался Гуннар, – в принципе, мне было все равно. Купил билеты, и точка!
– О Боже! – воскликнула Алина. – С кем я имею дело!
– Я люблю эту пьесу, на которую Гуннар взял билеты! – с вызовом заявила Майя.
Алина возмутилась:
– Что ты несешь? Люблю! Ты же не знаешь, какая именно пьеса? Нельзя идти на что попало! Это безграмотность и быдлизм!
– Мне всегда нравилась неизвестность! – возразила Майя. – И не учи меня жить!
– Чемодан где? – спросил Гуннар у жены.
– В комнате. – Оставив рассерженную хозяйку на кухне, Майя повела его забирать чемодан.
Гуннар вышагивал рядом с женой как ни в чем не бывало. Потом вдруг широко и беззаботно улыбнулся:
– Ты забыла положить в чемодан, как это, в круглой коробочке, красные…
Гуннар не мог вспомнить нужное русское слово.
– Румяна, – подсказала ему Майя. Они уже пришли в комнату Алины.
– Ты всегда что-нибудь забываешь, – Гуннар поднял чемодан, другой рукой обнял Майю и повел к выходу, – в прошлый раз ты забыла взять ночной крем, Звоночек мой…
– Интересно, что я забуду в следующий раз? – Голос Майи хрустально звенел, она лукаво сверкнула глазами и прижалась к мужу.