Она крутилась на сиденье, вскрикивая от восторга. Хотела сразу увидеть все. Но машина неслась так быстро, что Ксюше удавалось выхватить только отдельные кусочки города: красивый балкон, шпиль на высокой крыше, витрину ателье или магазина. А вокруг такси лилась улица: звенели трамваи, двигались красные важные автобусы, тихие синие троллейбусы. По тротуарам в разные стороны шли нарядные люди. Их было так много, как бывает в Сыктывкаре в праздничные дни.
Шофер лихо развернул машину и остановил такси возле высокого решетчатого железного забора с белым домиком на краю.
— Приехали, — сказал дядя Павел.
Ксюша вышла из машины, потом вернулась и сунула голову в открытое окно:
— Знаете… наверное, я ему тоже понравлюсь…
— Я думаю, — сказал шофер серьезно.
— Кому понравишься? — спросила мама.
Шофер усмехнулся, подмигнул Ксюше и сказал загадочно:
— Секрет фирмы.
XI. Приехали
Домик внутри оказался одной большой комнатой с круглым столом посередине. Вдоль стен, как на вокзале, стояли широкие коричневые скамейки с высокими спинками. Стены были выкрашены густой зеленой краской, а на них висели цветные плакаты с разными микробами. В стене справа матово блестело круглое окно с прилавком.
В комнате ходили люди с сумками и авоськами. Некоторые пристраивались в длинную очередь возле окошка, другие начинали торопливо писать на листках бумаги, одалживая друг у друга ручки.
Слева комната вытягивалась в маленький коридор, в конце которого была дверь во двор. Возле двери сидела на табуретке грузная женщина в черном полушубке и валенках с калошами.
Дядя Павел подошел к ней.
— Здравствуйте, — сказал он, приподнимая шляпу.
— Здрасте, — хмуро ответила женщина и встала, заслонив спиной дверь, — если пропуска нет, не пропущу.
Ксюша смотрела на нее со страхом. Таких больших теток она еще никогда не видела. Рядом с нею даже дядя Павел казался мальчишкой.
Мама растерянно взглянула на дядю Павла и прижала руку в черной перчатке к губам. Дядя Павел откашлялся и успокаивающе положил руку маме на плечо.
— Пропуска у нас действительно нет, — начал было он, но тетя Наташа решительно перебила его:
— В четвертой хирургии лежит после операции наш товарищ. К нему сегодня прилетели из Сыктывкара жена и дочь. Разве вы можете их не пустить?
— Могу, — сказала женщина.
Тетя Наташа растерялась. Тетка возвышалась над нею, как могучий камень. Трактором не сдвинешь.
— Но… но как же быть? — спросила мама. В голосе у нее уже дрожали слезы.
Тетка подняла воротник полушубка, сунула руки в рукава и вдруг жалобно сказала:
— Гражданочка, думаете у меня сердца нет? Звоните на отделение заведующей, попросите, может, и даст пропуск, раз такое дело. Только наперед скажу, девочку все одно нельзя, раз в послеоперационное.
Ксюша сначала даже ушам своим не поверила. Что это значит? Ее не пустят к отцу?! Да этого просто быть не может! Она повернулась к маме:
— Мама, что она говорит? Почему нельзя!
— А вот так, — сказала тетка и нахмурилась, — нельзя, и весь сказ. Инструкция такая — до двенадцати лет.
— Я не могу ждать целых два года, — сказала Ксюша, все еще надеясь, что эта женщина просто шутит.
Тетка усмехнулась.
— Да кто же тебя заставляет столько ждать? Твой отец до той поры сто раз из больницы выйдет. А вы, гражданин, идите звонить, а то уйдет заведующая, и все тогда.
— Да, да, — сказал дядя Павел и заторопился к телефону.
Мама положила руки Ксюше на плечи, прижала к себе.
— Успокойся, Ксюша. Может, еще и разрешат.
Тетка взглянула на нее с сожалением.
— И не обнадеживай девчонку. Насчет чего-чего, а с детьми у нас строго. Не велено, и все.
— А кто не велел? Кто? — возмущенно спросила Ксюша.
— А не кричи. Мала еще на людей кричать. Главный врач не велел, вот кто.
— Ксюша, успокойся, — уговаривала мама.
Но Ксюша не могла успокоиться. Слезы текли по щекам, капали с носа. Главный врач представлялся ей сейчас самым злым человеком на свете. Сидит себе, наверное, в кресле — пузатый, как бочка, лысый. Фантомас, и нос ведьмин, крючком. Синий от злости… Попался бы он ей сейчас — не обрадовался!
— А где… где он, этот главный? — спросила Ксюша.
Тетка показала рукой на зеленоватый каменный дом с белыми колоннами невдалеке от проходной.
— Во-он там. Здесь вся контора размещается.