Утонули в голубых снегах дома, как забытые на посту часовые. Давно уже не режут темную ночь огненные фары машин. Не забегают в дома лихие шоферы погреться, не заходят переночевать веселые геологи, не забредают по пути в лес суровые лесорубы и охотники… Едут грузы и люди по железной дороге, летят искры из-под колес. Не страшны железной дороге пурга и метели, железным колесам не страшна дорожная распутица.
И загрустили дома. Нахлобучили мохнатые снежные шапки и задумались. Тоскливо им, наверное, из-за тишины на тракте. И если бы не расчищенные дорожки и не синие струйки дыма над крышами, можно было подумать, что люди совсем ушли отсюда…
— Ксюша… Ермакова! — Софья Петровна взяла Ксюшу за плечи, повернула к себе. — Ты не слышала? Я тебе уже третий раз говорю: не прижимайся к стеклу — лоб застудишь.
Автобус вырулил на прямую автостраду, прибавил скорость, и через несколько минут впереди показался белый город. Ребята оживились. Конечно, многие бывали в Эжве и раньше. И не раз. У некоторых даже родственники работали на комбинате. Но вот так, как придумала Софья Петровна, еще никто не ездил. И теперь все прильнули к протаинам, глядя во все глаза на приближающийся город. Он был высок и красив, с каменными домами, украшенными орнаментами из красного кирпича. Точно и вправду «машина времени» вывезла их из прошлого в настоящее.
— А в будущее тоже так можно? — тихо спросила Наташа.
— В будущее? — переспросила Софья Петровна и внимательно посмотрела на Наташу. — Так, чтобы раз, два — и там? Нет, девочка, к счастью, так не бывает. Через месяц вас будут принимать в пионеры — это и будет вашим первым шагом в будущее. Сознательным шагом. Ты понимаешь меня?
Наташа кивнула.
Ксюша с удивлением посмотрела сначала на подругу, потом на учительницу. Обе сидели молча, задумчиво глядя в окно. Интересно, что Наташа должна понять? Жаль, что Ксюша не слышала начало разговора, а впрочем, Наташа потом все расскажет. Главное-то Ксюша услышала: через месяц — в пионеры. Когда Софья Петровна сказала им об этом в первый раз, казалось, что впереди еще очень много времени, а оказывается, уже скоро. Вот как оно быстро идет, это время. Даже не поймешь, где кончается сегодня и начинается завтра.
III. Корабли с белыми якорями
Ребята высыпали из автобуса и остановились, запрокинув головы. За высоким забором уходила в небо громадная труба, точно свернутая дудкой шахматная доска в черно-белую великанскую клетку. Она соединяла перекладиной небо и землю… Если запрокинуть голову и долго-долго смотреть на вершину трубы — почудится, что она не стоит на месте, а движется, оставляя за собой клубящийся серо-желтый хвост.
Рядом с этой громадиной все: дома, люди, корпуса комбината, сверкающие огнями квадратные башни с галереями и переходами казались маленькими и непрочными. Даже не верилось, что эту трубу сложили люди из маленьких кирпичиков…
— Здорово! — сказал восхищенно Петя Григорьев и вздохнул. — Наверно, мильон штук кирпичей ухнули, правда? Во, дымит, как настоящий крейсер!
— Софья Петровна, а почему она гудит?
— Помолчите, ребята. Помолчите и прислушайтесь: вы услышите, что труба не просто гудит, а поет песню Труда. Это самая лучшая песня на свете.
— Я знаю, здесь делают тучи, — сказала Ксюша.
— Нет, девочка. Здесь делают тепло и свет.
К ним подбежала высокая девушка в белом полушубке и серой пушистой шапке с длинными ушами. Она запыхалась, раскраснелась, русые кудряшки прилипли ко лбу.
— Софья Петровна, вы давно приехали? У меня только смена кончилась. Как глянула на часы — ну, думаю, замерзли мои туристы.
— У меня одна нога замерзла, — сказала Митрохина.
Ксюша сердито толкнула ее в спину.
— Ничего, Маша, — сказала Софья Петровна, — сейчас согреемся. Познакомьтесь, ребята, это Настя Паршукова. Она три года назад закончила нашу школу и теперь работает на комбинате.
Настя пошла вперед, к проходной. Ребята гурьбой двинулись за нею. Суровый дядька, похожий на старого пограничника, встретил их возле двери.
— Здравствуй, Паршукова. Это что за детский сад?
— Это не детский сад, а гости комитета комсомола, — строго сказала Настя. — Я еще утром сдала вам заявку с разрешением.
Дядька пошуршал бумажками, наколотыми на железный стержень возле телефона, и сказал:
— Можете идти. Да смотрите, чтоб без баловства.
— За моих ребят можете не волноваться, — сказала Софья Петровна.
«Еще бы, — подумала Ксюша, — что же мы, совсем глупые?»