– Чтобы стать аморальным, необязательно быть сексуальным туристом и в «третьем» мире дурно обращаться с детьми, – продолжал Джек. – Достаточно купить ковер или спортивную сорочку. Или открыть банковский счет. Или заполнить бак своей машины сжиженным газом.
– Да, конечно, само собой разумеется, – отвечала Полли. – В том и состоит обязанность каждого потребителя – противодействовать или минимизировать эту эксплуатацию…
Джек засмеялся. Его смех прозвучал презрительно.
– Противодействовать. Минимизировать. Это слова для трусов и идиотов. Мне кажется, что единственный настоящий моральный поступок, который человек может совершить в подобных печальных обстоятельствах, – это убить себя.
41
Наконец удалось! Нож был посажен на крючок!
Очень медленно, нежно, со всевозможным старанием и предосторожностями Питер принялся извлекать на поверхность свою добычу, дюйм за дюймом протаскивая проволоку сквозь железную решетку сточной канавы, с азартом наблюдая за блеском своего обожаемого лезвия.
И вот наконец нож у него в руках! Он снова принадлежит законному владельцу! Питер сел на мокрый бордюрный камень и принялся его изучать. Он складывал лезвие, поглаживал рукоятку, как будто это был маленький послушный зверек, снова пробовал его открыть. Нож работал превосходно, безукоризненно, лезвие выскакивало из рукоятки, как живое, с привычным в таких случаях щелчком. За время, проведенное в канаве, любимец Питера ничуть не стал хуже.
Еще одна машина завернула за угол, но на этот раз Питер даже не шелохнулся. Он остался там, где сидел, в сырости и грязи. Теперь, после того как он вернул себе нож, он чувствовал себя абсолютно неуязвимым.
42
В холодной атмосфере официального, хотя и несколько поблекшего великолепия столовой «Ее милость» тоже сжимала нож. Это был нож для сыра, но она сжимала его столь же яростно, как Клоп сжимал свой.
Полная история недавнего флирта ее мужа – или то, что он чувствовал себя вынужденным ей рассказать, – была выслушана ею в мрачном молчании. Свою тарелку с десертом она отодвинула нетронутой. Он, разумеется, съел, можно сказать даже – сожрал, свой пудинг и теперь принялся за сыр. «Ее милость» тоже попыталась проглотить маленький кусочек красного английского лейчестера, но у нее ничего не вышло. Оба они разве что пили много, уже успели открыть третью бутылку вина, но оба не чувствовали ни малейших признаков опьянения.
– Итак, я полагаю, ты хочешь, чтобы я тебя поддержала, – сказала «Ее милость».
– Я хочу, чтобы ты меня простила.
Настроение «Ее милости» совсем не располагало к прощению. Судьба ее была давно решена, и она знала это. Но тем не менее не чувствовала себя обязанной проявлять из-за этого особое великодушие. Она была обречена стать еще одной «женщиной, которая поддерживает своего мужа». Такой тип отношений стал вполне обычным явлением в наши дни. На телевидении все чаще появляется множество подобных знаменитостей. Жены политиков, эстрадных звезд – печальные, дрожащие жертвы с покрасневшими глазами, которых пресса выследила в их ненадежных убежищах, выманила на порог и заставила лгать сквозь зубы преследующей их толпе. Обстоятельства слегка менялись – избитые клише их ответов не менялись никогда.
«Мы с мужем обсудили положение дел и решили перешагнуть через этот инцидент… В конце концов, мы все еще любим друг друга… Мисс такая-то больше не является частью жизни моего мужа…» – и так далее, и тому подобное.
Все это на самом деле означало, что бедной женщине просто некуда деваться. Ее положение, ее собственность, дети, вся жизнь в целом – все было связано с этим бормочущим извинения мужчиной, за которого она когда-то вышла замуж. Он отнял у нее все: молодость, силы, и фактически она давно утратила право собственного жизненного выбора. Ей ничего не оставалось, как только убеждать со своего порога весь свет, что она поддерживает своего мужа.
«Ее милость» знала, что тоже будет поддерживать своего мужа. Она была высококвалифицированным специалистом в своем деле. Уж она-то не пропадет в одиночестве. И тем не менее через двадцать пять лет совместной жизни и с детьми, еще не вышедшими из подросткового возраста, ее жизнь была неумолимо связана с жизнью ее мужа. Ее карьера всегда оказывалась чуть-чуть вторичной рядом с карьерой мужа; его бизнес всегда был также и ее бизнесом; она упорно работала для этого. Его статус был также и ее статусом. Как и множество женщин до нее, «Ее милость» оказалась в ситуации между Сциллой и Харибдой, где Харибдой можно было назвать пенис ее мужа. Ей совсем не нравилось быть обманутой, но, с другой стороны, она совершенно не желала заново строить свою жизнь только на том основании, что ее мужем оказался человек, который не умеет держать свой пенис при себе.
– Я поддержу тебя, – сказала она. – Но совершенно не собираюсь ради тебя лгать.
– Я тебя и не прошу об этом, – ответил он.
Но оба они прекрасно знали, что, если нужно, в конце концов она пойдет и на это.
43
Полли вдруг пришло в голову, что, несмотря на то, что они говорят уже почти час, она все еще ничего не знает о жизни Джека. При этом с некоторой обидой она поняла, что о себе уже успела выболтать почти все.
– А как у тебя дела? – спросила она. – У тебя есть женщина?
– Нет. Я ведь женат.
Это была шутка по типу тех маленьких сексистских прикольчиков, в которых Джек всегда слыл крупным специалистом. Обычно Полли презирала мужчин, которые погуливают от своих жен. С подобными типами Полли встречалась сплошь и рядом. Месяца не проходило, чтобы кто-нибудь из женатых мужчин не рассказывал ей, какую роковую ошибку он совершил, женившись на своей жене, и как он жаждет подарить свою любовь кому-нибудь, кто оценит ее по достоинству. Опыт научил Полли никак не реагировать на подобные заявления, разве что с чувством сестринской солидарности.
На этот раз, однако, она почти не обратила внимания на солдатский юмор Джека. Известие о том, что он женат, совершенно застало ее врасплох. Никаких причин для этого, разумеется, не было. Джек был человеком истеблишмента, имел привилегированную работу, он почти обязан был жениться! И тем не менее она чувствовала себя убитой. Она понимала, что не имеет права так себя чувствовать, и тем не менее чувствовала. Правда заключалась в том, что глубоко-глубоко внутри, не признаваясь в этом даже самой себе, Полли уже проворачивала в голове потрясающее, бесконечно волнующее предположение, что Джек к ней вернулся. С самого первого мгновения, когда она услышала его голос в автоответчике, что-то в ней отозвалось на этот голос надеждой, что он вернулся, чтобы остаться с ней. Разумеется, это была чушь, совершенно смехотворная идея, и теперь она убедилась в этом со всей определенностью. Он женат, у него своя жизнь. Он вернулся только для того, чтобы слегка сексуально развлечься. Может быть, конечно, не только ради этого. Может быть, сам он мотивировал свой визит простым любопытством.
– Да, представь себе, я женат, – задумчиво пробормотал Джек, обращаясь к своему виски. – Но мы уже давным-давно умерли друг для друга.
– Я очень сожалею, – сказала Полли, хотя на самом деле никакого сожаления не испытывала.
Джек сделал свой любимый жест, пожав плечами.
– Тут не о чем сожалеть. Буквально не о чем. Я даже не припомню, когда мы с ней в последний раз занимались любовью. У нее на матку надет колпачок, который, очевидно, давно пора отправить в качестве экспоната в музей гинекологии. А противозачаточный крем нам не нужен уже несколько лет.
– И почему же ты с ней не расстанешься?
– У меня не хватает мужества. – Говорить это Полли было довольно глупо.
– Но раньше-то у тебя мужества хватало.
– Тогда было совсем по-другому.
– Почему это «по-другому»? – со злостью спросила Полли.
– Мы с тобой были вместе всего три месяца, Полли! Мы не были женаты! Ты когда-нибудь пыталась расстаться с человеком, с которым ты прожила годы? Это все равно что отказаться от этих лет. Я все время извожусь ночами. А вдруг она себя убьет? В чьи руки в таком случае попадут ее кредитные карточки?