Полли помнила этот случай. О нем действительно писали в Британии.
– Такое стало возможным благодаря деятельности твоих людей, Полли, – сказал Джек.
– Моих людей? Кто же это такие, «мои люди»?
– Твои люди, такие, как ты. Видишь ли, за несколько месяцев до того, как Джо Ралстон подал свой рапорт об отставке, молодая женщина, военная летчица по имени Келли Флинн была застукана на том, что трахалась с цивильным мужем одной своей сослуживицы. Она вынуждена была уйти в отставку, но не прежде, чем вся страна получила грандиозный кризис и ломала себе голову над проблемой, должна ли армия наказать ее так же строго, как если бы она была мужчиной.
Полли помнила также и этот случай. Британская пресса всегда радостно отмечала каждый пример американского самоистязания. Но она все еще не могла понять, какое отношение все это имеет к ней.
– Теперь ты видишь, к чему стремятся твои люди, не так ли, Полли? – продолжал Джек. – Вы создаете неуправляемый мир.
Полли была сыта по горло всей этой чепухой.
– О каких людях ты говоришь, Джек? Кто такие «мои люди»?
– Такие, как ты. Либералы. Феминисты.
– О, ради бога, ну не будь ты до такой степени невежественным!
Джек налил себе еще виски и попытался сделать то же самое со стаканом Полли. Но она больше не могла пить. Он сделал глоток бурбона и продолжал:
– Они попытались предъявить обвинение самому президенту Соединенных Штатов за то, что он неудачно скинул свои штаны! Ты наверняка должна быть очень довольна!
– Мне это неинтересно, Джек! Я два раза на одну удочку не попадаюсь! Какое отношение все это имеет ко мне? О чем, черт подери, ты тут толкуешь?
Джек глубоко вздохнул. Ему не хотелось тоже кричать. Ему хотелось, чтобы она сама поняла, что он имеет в виду.
– Президент Соединенных Штатов, Полли! Самый могущественный человек на земле! Верховный главнокомандующий самой грандиозной армии, когда-либо существовавшей на свете! Человек, ответственный за оружие массового уничтожения, которое может пресечь жизнь на планете тысячи раз подряд! И этот человек, который, можно сказать, держит мир в своих руках, едва не был отдан под суд, чтобы установить, показал или не показал он однажды ночью шесть лет тому назад свой член одной из своих служащих! Как ты думаешь, это хорошо или плохо?
Полли пожала плечами.
– Если президент – просто мелкий, омерзительный развратник, то это его проблемы.
– Большинство парней – тоже мелкие, омерзительные развратники.
– Ну что ж, значит, настало их время платить за последствия своих поступков.
Вопреки усилиям оставаться спокойным и рассудительным, Джека захлестнула волна раздражения, и он стукнул кулаком по столу.
В комнате внизу молочник оторвался от своих кукурузных хлопьев и торжествующе записал в своей маленькой книжечке: «Четыре двадцать. Крики и удары».
– Традиционно женщины всегда были в курсе, что представляют собой мужчины, – продолжал Джек. – Именно поэтому они старались не заходить в комнаты своих мужей среди ночи!
– Женщины должны иметь возможность заходить к мужьям когда им угодно, черт возьми! – в свою очередь, повысила голос Полли, не желая выслушивать лекции о гендерном поведении от таких типов, как генерал Джек Кент.
– Все правильно! – огрызнулся Джек. – Но при благоприятных условиях они обязательно провозгласят себя жертвами сексуальных домогательств! Например, в упомянутом случае эта жертва сказала, что ее заставили смотреть на член тогдашнего губернатора Арканзаса! Однажды поздно вечером она получила приглашение прийти в его номер отеля, где он предложил ей свой пенис. Она отклонила предложение, спокойно ушла, и это дело оставалось без всяких последствий шесть лет. Он ее не бил, не принуждал, не насиловал, он просто показал ей свой пенис. А потом вдруг весь мир начал обсуждать этот эпизод! Весь мир! Господи, были времена, когда девушка была бы счастлива увидеть член будущего президента! Она бы с гордостью рассказывала об этом своим внукам! «Эй, детки, я когда-нибудь говорила вам о том времени, когда президент показал мне свой член?»
– Да, и были времена, когда миллионы женщин молча страдали от бесконечных оскорблений и унижений!
– Ради бога, можно ли тут достичь правильной пропорции? Это что-то вроде охоты на ведьм. Хотя, очевидно, ты считаешь, что разница есть. Ты считаешь, что мы, мужчины, заслуживаем подобной охоты! Потому что каждый мужик по природе насильник, я правильно излагаю твои мысли?
Джек, конечно, все еще живо помнил, как во время процесса в Бад-Наухайме ему казалось, что перед судом предстала вся армия, что в этом отеле вместе с четырьмя обвиняемыми побывали все офицеры американского военного присутствия в Европе.
– Господи! В Штатах есть женщины, – преподаватели колледжей! – которые считают, что если мужчина, взглянув на женщину, присвистнул от восхищения, то тем самым он уже ее насилует! Что дарение цветов – это совращение!
Полли пальцем указала прямо на него.
– Я ничего об этом не знаю, Джек! – сказала она. – Зато я точно знаю, что тебе хорошо известно кое-что об изнасиловании!
С минуту он просто не мог поверить тому, что она сказала. Все это показалось ему слишком невероятным.
– Что? – наконец выдавил он из себя. – Что-что?
Голос Полли неожиданно снова стал очень спокойным.
– В ту последнюю ночь, в ночь, когда ты меня покинул в том отеле. Ты трахал меня так, словно от этого зависела твоя жизнь. Ты трахал меня, как животное…
Джек едва мог поверить тому, на что она намекала.
– Но ведь ты сама! – закричал он. – Ты хотела этого! Ты была полностью со мной заодно! О чем ты теперь болтаешь? О том, что я тебя тогда изнасиловал? Но ведь ты же хотела этого не меньше меня?
Полли спокойно кивнула головой.
– Да, разумеется, я хотела этого, Джек. Я отдавала себя целиком и без остатка и при этом была счастлива.
– Спасибо хоть на этом! – произнес Джек.
– Но как ты думаешь, делала бы я так, если бы знала, что будет потом? Если бы знала, что ты меня бросишь? Что твой билет уже заказан? Если бы ты меня пригласил на этот маленький пикничок, Джек, меня, семнадцатилетнюю девушку, и предварительно мне объявил: «Знаешь, я сегодня собираюсь два часа тебя трахать, а потом уйти, не сказав ни слова, и потом исчезнуть из твоей жизни вообще» – как ты думаешь, я бы позволила тебе себя трахать?
На минуту воцарилось молчание.
– Ну, нет, наверное, но…
– Это насилие, Джек. Не самое большое насилие, но все же определенный вид насилия. Ты взял меня обманом и умелым манипулированием. Ты получил от меня нечто, чего я бы тебе никогда не дала, если бы знала правду.
На первый взгляд это звучало почти убедительно. Но лишь на первый взгляд. Этого не было – просто не могло быть! Джек не мог поверить, что мир может руководствоваться такими понятиями.
– Эй, Полли, знаешь, людей часто обманывают! Такое иногда случается в жизни, тебе это известно не хуже меня. Таковы извечные факты, и тебе придется их признать. Ты что, считаешь, что у тебя есть право никогда не получать по шее? Не оставаться в дураках? Не быть несчастной? Я был дерьмом, я признаю это, но парень, который сладкими речами заманивает девчонку в постель, не совершает насилия! Вот когда на маленькую девочку в аллее парка наваливается целая толпа, тогда это насилие.
С минуту Полли обдумывала его слова, потом решила махнуть рукой.
– Кончай, Джек! Ты просто не можешь признать такую точку зрения, и никогда не сможешь.
– Нет! Нет! – Джек просто не мог не оставить за собой последнего слова. – Это тыне можешь признать! Мир не может быть цивилизован, и тебе тоже не под силу его цивилизовать!
Больше Полли уже ничего не могла сделать. Если Джек не хочет уходить, то заставить его убраться силой она не может. То есть, конечно, она может вызвать полицию, но подобного желания у нее что-то не возникало. Кроме того, вопреки собственному желанию, ей, пожалуй, становились интересны навязчивые идеи Джека. Ей было очевидно, что где-то глубоко-глубоко в душе у Джека имеется проблема. Та самая проблема, ради которой он отыскал ее через столько лет. В каком-то смысле во всей этой истории было что-то интригующее.