«Бог ты мой, — подумал Смайли, — тебе, видно, и вправду приходится работать двадцать четыре часа в сутки. Круглосуточно открытое кабаре — вот что ты такое — «Мы работаем круглые сутки!» Он вышел на улицу.
Мерридейл Лэйн — один из уголков графства Суррей, жители которого ведут неустанную борьбу с прилепленным когда-то ярлыком «пригород», «провинция». Перед каждым домом здесь удобренные и ухоженные деревья. Под их сенью фигурки сказочных персонажей. Деревянные совы над табличками с номерами домов и потрескавшиеся гномы, застывшие с удочками над прудами с золотыми рыбками, призваны подчеркнуть естественность пейзажа. Жители Мерридейл Лэйн не покрывают своих гномов краской, подозревая в этом грех провинциальности. Из тех же соображений они не лакируют своих сов, спокойно и терпеливо ожидая, пока ветер и непогода не придадут их «сокровищам» обличье подлинной старины.
Эта аллея, строго говоря, тупик, как на том настаивают агенты по продаже недвижимости. Дальний конец Кенсингтонского обходного пути вдруг ни с того, ни с сего переходит в обычную тропу, посыпанную гравием. Тропа, в свою очередь, незаметно превращается в печальную грязную колею, что пересекает Мерриз Филд и ведет к такой же аллее, неотличимой от Мерридейл.
Смайли появился здесь утром, чуть позже восьми. Оставив машину у полицейского участка, он отправился дальше пешком. Впрочем, весь путь занял не больше десяти минут.
Шел сильный дождь, да такой холодный, что от него лицу было больно.
Полиция графства Суррей уже потеряла интерес к делу о самоубийстве, но Спэрроу все же прислал сюда офицера из Особого отдела. Он постоянно находился в полицейском участке и обеспечивал связь между службой безопасности и полицией. Способ самоубийства ни у кого не вызывал никаких сомнений. Все считали, что Феннан лишил себя жизни, выстрелив в висок. Небольшой французский пистолет, изготовленный в Лилле в 1957 году, был найден под его телом. Обстоятельства свидетельствовали в пользу версии о самоубийстве.
Номер пятнадцать по Мерридейл Лэйн представлял собой низкий дом в стиле Тюдоров, со спальнями, расположенными в немыслимо глубоких фронтонах здания, с гаражом, наполовину выстроенным из дерева. У дома был неухоженный, почти нежилой вид. «В таком могли бы жить, скорее всего, художники, — подумал Смайли. — Феннан как-то не вписывался в это окружение, ему больше пошел бы Хэмпстед».
Смайли открыл калитку и неторопливо направился к передней двери дома, тщетно пытаясь разглядеть какие-нибудь признаки жизни в его освинцованных окнах. Было очень холодно. Он позвонил.
Дверь открыла Эльза Феннан.
— Мне позвонили по телефону и спросили, могу ли я вас принять. Я не знала, что им ответить. Входите, пожалуйста, — говорила она с легким немецким акцентом.
«По всей видимости, — думал Смайли, приглядываясь к Эльзе, — она старше Феннана». Худенькая женщина с заостренными чертами лица, лет пятидесяти, волосы коротко острижены, покрашены в цвет никотина. Несмотря на хрупкое телосложение, она производила впечатление выносливого и смелого человека. Взгляд темно-карих глаз, глядевших на него с неправильного горбоносого лица, отличался какой-то удивительной пристальностью. Лицо же у нее было усталое и измученное, со следами былых страданий и перенесенных бед, словно у ребенка, выросшего в голоде и нищете. Это было лицо вечного беженца, лицо узника лагеря смерти.
Она протянула ему руку. Пожимая розовую и шершавую ладонь, он ощутил все ее кости. Смайли представился.
— Вы тот человек, что проводил беседу с моим мужем, — сказала она, — о его лояльности. — Затем провела его в темную гостиную с низким потолком. Камин не горел. Смайли вдруг почувствовал себя мерзко и пошло. Лояльность по отношению к кому, к чему? В ее голосе не было ни возмущения, ни обиды. Он был обидчиком, притеснителем, но она почему-то принимала это притеснение.
— Мне очень понравился ваш муж. Он был бы полностью оправдан.
— Оправдан? На каком основании, от каких обвинений и в чем именно оправдан?
— Это был типичный случай оправдания «за отсутствием доказательств в пользу противного», но мне было приказано провести с ним беседу. — Он сделал паузу и посмотрел на нее с искренним участием. — Вы понесли ужасную утрату, миссис Феннан… вы, должно быть, измучены. Вряд ли вам пришлось спать этой ночью…