Она не отреагировала на его участливость.
— Благодарю, но мне не приходится рассчитывать на то, что я засну сегодня. Сон — это роскошь не для меня! — Она покосилась на свое тщедушное тело и усмехнулась криво: — Мое тело и душа должны работать слаженно и дружно двадцать часов в сутки. Я, наверное, и так уже зажилась на этом свете.
Что же касается тяжелой утраты, то тут вы правы. Но, знаете ли, мистер Смайли, за всю мою жизнь у меня никогда не было никакой собственности, ничего, кроме разве только зубной щетки, так что я не привыкла чем-то обладать, даже после восьми лет замужества. Ну, и впридачу ко всему этому, у меня уже есть опыт страданий, страданий благоразумных, с вечной оглядкой на окружающих.
Кивком головы она предложила ему сесть и, удивительно старомодным жестом подоткнув юбку, присела напротив. В комнате было довольно прохладно. Смайли понимал, что пора начинать разговор, но все не мог решиться, как-то отрешенно глядел перед собой, словно стараясь постигнуть тайну рано постаревшего и много повидавшего, изношенного лица Эльзы Феннан. Ему казалось, что затянувшаяся пауза длится уже бесконечно долго, но вдруг она снова заговорила.
— Вы сказали, что он произвел на вас благоприятное впечатление. По всей видимости, это чувство не было взаимным.
— Я не читал письма вашего покойного мужа, но мне известно его содержание. — Честное пухлое лицо Смайли теперь было обращено прямо к ней. — Здесь что-то не сходятся концы с концами, ведь я прямо сказал ему, что он… что мы прекращаем это дело.
Она слушала его молча, не перебивая, ожидая, что он скажет ей еще. А что, собственно, он мог добавить к сказанному? «Я сожалею, что убил вашего мужа, миссис Феннан, но я ведь исполнял свой долг. Долг? Боже всемилостивый, по отношению к кому долг? Феннан был членом компартии, когда учился в Оксфорде двадцать четыре года тому назад, недавнее его повышение по службе предоставляло ему доступ к очень секретной информации. Какой-то «доброжелатель» прислал нам на него анонимку, и мы обязаны были отреагировать. Расследование фактов его биографии повергло вашего мужа в состояние меланхолии, и он, ничтоже сумняшеся, покончил жизнь самоубийством. Вот это ей сказать?» — Он промолчал.
— Это ведь была просто игра, — сказала она вдруг, — дурацкое балансирование между идеями, игра словами. Ведь у вас не было ничего личного против него или еще кого-либо. Чего вы с нами возитесь? Возвращайтесь к себе в Уайтхолл и ищите в ящиках своего стола новых шпионов. — Она смолкла. В темных ее глазах, горящих лихорадочным блеском, почему-то не было и намека на какие-либо эмоции. — Вы страдаете застарелой болезнью, мистер Смайли, — продолжила она, не торопясь выбрав себе сигарету из сигаретницы. — И я знала много жертв этой болезни. Мозг работает независимо, отдельно от тела, он мыслит абстрактными понятиями, никак не связанными с реальной действительностью, правит бумажным королевством и изобретает хладнокровно и бесстрастно способы уничтожения своих бумажных жертв. Когда же у папок с делами появляются головы, ноги, руки — это ужасный миг для вас, не правда ли? У каждого имени, оказывается, есть семья, история жизни, чувства и человеческое достоинство, у каждого находится и объяснение для фактов, собранных в ваших печальных досье, практически каждый может найти оправдание своим поступкам, всем своим грешкам, и настоящим и выдуманным. Честное слово, мне жаль вас. — Она на секунду примолкла и потом продолжила. — Это как с государством и народом. Государство — это ведь тоже некая мечта, символ, ничего по сути не обозначающий, пустой звук, мозг без тела, причудливых форм облака в небе. Но государства развязывают войны, не правда ли, и берут пленных. Размышлять, оперируя абстрактными идеями, — ах, как это удобно, стерильно! Вот и меня с мужем стерилизовали! — Произнося все это, она смотрела на него прямо, неотрывно, ни разу не моргнув. Акцент в ее речи звучал как никогда явственно.
— Вы живете в своих придуманных доктринах и абстрактных идеях, в своем государстве, мистер Смайли, но вовсе не среди реальных, живых людей. Вот вы сбросили оттуда, с неба, бомбу, но спуститься затем на землю самому, посмотреть на содеянное, увидеть кровь, слышать стоны — это вам и в голову не придет, не ваше это дело.
Голос ее приобрел силу и звенел, сама она как бы отдалилась от Смайли и выросла над ним.
— Вы, кажется, шокированы? Мне, вроде бы, полагается плакать, да слез-то у меня не осталось, мистер Смайли, — я бесплодна, дети моей печали мертвы. Я признательна вам, мистер Смайли, за ваш визит, теперь можете возвращаться назад, вы ничем не можете облегчить мое горе.