— Что ты здесь делаешь?
— Посмотри, — тихо ответил он.
— На что? — Она взяла бумагу у него из рук.
«Примите исключительные меры предосторожности против вашего друга из редакции. Его дружба не в силах устоять перед его завистью. Он не тот, за кого себя выдает. Мы можем и должны сообщить о его посетителях из Калифорнии.
Блэкстоун».
—Что это? Откуда ты это получил?
— Минут двадцать назад я услышал какие-то звуки за окном. Они меня разбудили. Затем раздался шум машины. Она проезжала мимо дома... Я подумал, что ты тоже слышишь. Ты лежала, отбросив одеяло.
— Просто я не обратила внимания...
— Я спустился и открыл двери. На коврике лежал вот этот конверт.
— Что это может означать?
— Пока еще не догадываюсь.
— Кто такой Блэкстоун?
— В этом надо разобраться. И серьезно... — Ричард Тремьян устало опустился в кресло и поднес руку ко лбу. Другой он осторожно стряхнул пепел с сигареты. — Прошу тебя... Дай мне подумать.
Вирджиния Тремьян снова посмотрела на лист с загадочным текстом.
— «Друг из редакции». Что это значит?
— Таннер что-то нащупал, и автор этого послания впал в панику. Теперь они стараются ввергнуть в панику и меня.
— Зачем?
— Не знаю. Может, они считают, что я мог бы помочь им. Или же, в противном случае, они стараются запугай меня. Всех нас.
— Остерманы...
— Совершенно верно. Они угрожают нам, намекая на Цюрих.
— О, Господи! Они знают. Кто-то выяснил!
— Похоже, что так.
— Ты считаешь, что Берни напуган? Что с ним поговорили на эту тему?
Тремьян прищурился.
— Он, должно быть, сошел с ума, если пошел на это. Его уважают по обе стороны Атлантики... Нет, тут совсем другое.
— Что же тогда?
— Кто бы это ни писал, он, скорее всего, один из тех, с кем я работал в прошлом или кого отказался поддерживать. Может быть, он имеет отношение и к сегодняшним делам. К одному из тех досье, что лежат у меня на столе. Таннер, узнал об этом, и может подняться шум. Они хотят, чтобы я остановил его. В противном случае со мной будет покончено. Я даже понять ничего не успею... Цюрих вплотную займется нами.
— Они не посмеют и тронуть тебя, — взвинчивая себя, с силой сказала жена Тремьяна.
— Брось, дорогая. Давай не будем обманывать друг друга. В светских кругах я считаюсь аналитиком деятельности крупных компаний. В кабинетах же компаний я уже выступаю как участник крупных сделок. Откровенно говоря, этот рынок буквально сошел с ума из-за липовых сделок. Из-за фальшивых. Идет сплошной обман. Продаются и покупаются только бумаги. Дутые величины.
— Тебе что-то угрожает?
— Не уверен. Я всегда могу сказать, что мне была вручена ложная информация. И любой суд меня оправдает.
— Они относятся к тебе с уважением. Ты работаешь больше, чем кто-либо другой. Черт возьми, да ты тут самый лучший юрист!
— Я бы хотел так думать.
— Так и есть!
Ричард Тремьян стоял теперь у высокого окна, глядя на лужайку своего ранчо стоимостью в семьдесят четыре тысячи долларов.
— Ну, разве не смешно. Скорее всего, ты права. Я один из лучших в той системе, которую презираю... В системе, которую Таннер мог бы разодрать на куски в одной из своих программ, знай он, что на самом деле происходит в ней. Вот о чем идет речь в этой записке.
— Я думаю, что ты не прав. Мне кажется, что за ней стоит кто-то другой, обиженный тобой человек, который хочет добраться до тебя. И во всяком случае, постараться запугать тебя.
— В таком случае он преуспел. То, что этот... Блэкстоун сообщил мне, не представляет для меня открытия. Учитывая, кто я такой на самом деле и чем я занимаюсь,
Таннер, естественно, должен быть моим врагом. По крайней мере, он так думает... Если бы только он знал всю истину.
Глянув на нее, заставил себя улыбнуться.
— Там, в Цюрихе, они знают правду.
6
Остерман бесцельно бродил по кабинету, стараясь избавиться от воспоминаний об утреннем звонке, которые неотвязно мучили его.
Ни ему, ни Лейле уснуть больше не удалось. Они попытались обсудить все возможные варианты, объясняющие звонок, а после этого перешли к более важному вопросу — зачем?
Зачем ему звонили? Что стояло за этим вызовом? Стоит ли Таннер за этой опасностью публичного разоблачения?
В таком случае ему, Берни Остерману, ничего не угрожает.
Таннер никогда не распространялся о деталях своей работы. Он говорил о ней только в общих чертах. Он довольно болезненно относился к тому, что считал несправедливостью и нечестностью, и так как они часто спорили по поводу того, что можно считать честной игрой в условиях рынка, то оба старались не вдаваться в детали.
Берни считал Таннера крестоносцем, который никогда не покидает седла и не знает, что значит ходить пешком. Он никогда не испытывал, что это такое — встречать отца, который приходит домой и говорит, что с завтрашнего дня он безработный. Или видеть, как мать полночи перешивает обноски, потому что завтра детям надо идти в школу. Таннер мог позволить себе искренне возмущаться, потому что он отлично работал. Но кое-чего он был не в состоянии понять. И поэтому Берни никогда не обсуждал с ним проблемы, связанные с Цюрихом.
— Эй, Берни! Подожди минутку! — Эд Помфрет, толстенький и разболтанный продюсер средних лет спешил за ним по тротуару.
— Привет, Эдди. Как дела?
— Потрясающе! Я пытался найти тебя в твоем офисе. Девушка сказала, что ты вышел.
— Там нечего было делать.
— Я получил кое-какое предложение, как, наверно, и ты. Намечается отличная работа для тебя.
— Да?.. Нет, никаких предложений я не получал, неужто мы над чем-то работаем?
— Это что? Шутка? — Помфрет слегка ощетинился. Словно Остерман в глаза сказал ему, что считает его второразрядным дельцом.
— Никаких шуток. Всю неделю я был по уши занят. О чем ты, в сущности, говоришь? Кто сделал тебе предложение?.
— Кто-то новый звонил мне утром из сценарного отдела. Я как раз разбирался с сериями «Перехватчика». Он сказал мне, что ты можешь сделать потрясающий кусок об этой четверке. И идея мне понравилась.
— Какая идея?
— Сюжет, вкратце, такой: три человека втайне совершают в Швейцарии крупнейшую сделку. Я сразу же ухватился.
Остерман остановился и посмотрел на Помфрета.
— Кто навел тебя на это?
— На что навел меня?
— Я не знаю никакой четверки. Не вижу никакого сюжета. Никаких дел. А теперь скажи мне, к чему ты клонишь.
— Ты, должно быть, шутишь. Иначе разве я позволил бы себе беспокоить таких персон, как ты с Лейлой? Я жутко обрадовался. В сценарном отделе сказали мне, чтобы я позвонил тебе и поговорил относительно сюжета.
— Кто тебе звонил?
— Как его имя?.. Ну, тот новый парень, которого сценарный отдел перетащил из Нью-Йорка. .
— Кто?
— Он назвался... Таннер. Да, точно. Таннер. Джим Таннер, Джон Таннер...
— Джон Таннер тут не работает! Так кто же сказал тебе, чтобы ты мне все это изложил? — Он схватил Помфрета за предплечье. — Так излагай, сукин сын!
— Убери от меня свои лапы! Ты с ума сошел!
Остерман сразу же понял свою ошибку: Помфрет был всего лишь посыльным. Он выпустил руку продюсера.
— Прости, Эдди. Прими мои извинения... я немного не в себе. Я вел себя как свинья. Не обижайся.
— Конечно, конечно. Ты просто переутомился, парень.
— Значит, ты говоришь, что этот... Таннер звонил тебе утром?
— Примерно пару часов назад. По правде говоря, я его и не знаю.
— Слушай, тебя просто разыграли. Понимаешь, что я хочу сказать? Я никогда не занимался сериалами, можешь мне поверить... Так что просто забудь обо всем, о’кей?
— Разыграли?
— Так что я перед тобой в долгу... Вот что я тебе скажу: сейчас с Лейлой и со мной ведут переговоры относительно одного проекта. И я буду настаивать на твоем участии как человека со средствами. Что ты на это скажешь?