На Кембридж-серкус он остановил такси в ста ярдах от входа в контору — отчасти по привычке, отчасти чтобы в голове немного прояснилось перед ожидаемым потоком вопросов Мастона.
Показав пропуск констеблю в вестибюле, он медленно дошел до лифта.
Дежурный офицер с заметным облегчением поздоровался, когда он вышел на нужном этаже, и они вместе двинулись вдоль коридора с окрашенными в светло-кремовый цвет стенами.
— Мастон уехал на встречу со Спэрроу в Скотленд-Ярд. Там началась свара из-за того, какому из полицейских управлений вести дело. Спэрроу кивает на особый отдел, Ивлин настаивает на уголовном розыске, а полиция графства Суррей пока еще вообще не знает, что случилось на их территории. Дальше ехать некуда. Пойдем и выпьем кофе в норе, отведенной для дежурных офицеров. Кофе паршивый, но лучше, чем ничего.
Смайли был рад, что в эту ночь дежурил Питер Гиллам. Образованный, вдумчивый сотрудник, чьей специальностью был спутниковый шпионаж, а по натуре — добрая душа, у кого всегда можно было одолжить расписание пригородных поездов или перочинный ножик.
— Из особого отдела позвонили в пять минут первого. Жена Феннана ходила в театр и нашла его только по возвращении домой в десять сорок пять. Она и вызвала полицию.
— Он жил где-то в Суррее, как я понял?
— В Уоллистоне рядом с кингстонской объездной дорогой. Буквально на границе Большого Лондона. Когда полицейские приехали, на полу рядом с телом нашли письмо на имя министра иностранных дел. Старший инспектор позвонил главе службы констеблей, тот связался с дежурным в министерстве внутренних дел, который, в свою очередь, поставил в известность клерка из МИДа. Так они добились разрешения вскрыть письмо. И вот тут началась свистопляска.
— Рассказывай дальше.
— Нам сразу же позвонил начальник отдела кадров МИДа. Требовал номер домашнего телефона Советника. Орал, что в последний раз людям из секретной службы позволили запугивать его сотрудников, что Феннан был лояльным и способным работником, ла-ла-ла, ла-ла-ла…
— Таким он, несомненно, и был. Таким и был.
— Заявил, что это дело наглядно подтверждает, насколько спецслужбы отбились от рук. Мол, применяют гестаповские методы без малейшей на то причины… Бла-бла-бла… Я продиктовал ему номер Советника, а сам с другого аппарата позвонил ему, пока мидовец рвал и метал. Получилось чертовски удачно: человек из МИДа был у меня на одном проводе, а Мастон на другом, и он сразу получил необходимую информацию. Было это в ноль двадцать. А уже к часу Мастон примчался сюда в состоянии, похожем на родильную горячку, — ему же завтра утром придется обо всем доложить министру.
Они какое-то время молчали, пока Гиллам засыпал в чашки растворимый кофе и наливал кипятка из электрического чайника.
— Каким он был? — спросил Гиллам.
— Кто? Феннан? Знаешь, до нынешней ночи я бы легко ответил тебе на этот вопрос. А теперь просто теряюсь. Здесь нет никакого смысла. Если говорить о внешности — типичный еврей. Из ортодоксальной семьи, но забросил иудаизм в Оксфорде, заделавшись марксистом. Восприимчивый, интеллигентный… разумный человек. Говорил спокойно и сам умел слушать. Великолепно образован. Ну, ты понимаешь, просто ходячая энциклопедия. Из таких. Но, разумеется, и анонимщик был прав: он действительно состоял в компартии.
— Сколько ему было лет?
— Сорок четыре. Но выглядел старше. — Смайли, не прерывая разговор, оглядывал комнату. — Чувственное лицо, густые прямые черные волосы, стрижка, как у студента-старшекурсника лет двадцати. Очень нежная, но сухая кожа лица, немного бледноватая. И морщинистая. Морщины буквально избороздили лицо. Тонкие пальцы… Характер замкнутый, как у всякой самодостаточной личности. Если получал удовольствие, то в одиночку. И если страдал, то тоже ни с кем не делился, как я полагаю.
Они поднялись, потому что появился Мастон.
— А, Смайли! Заходите ко мне. — Он открыл дверь кабинета и вытянул левую руку, приглашая Смайли войти первым. В его логове не было ни единой казенной вещи. Как-то по случаю он купил коллекцию акварелей девятнадцатого века и часть ее развесил здесь по стенам. И остальная обстановка была тщательно подобрана им лично. Да и сам Мастон выглядел образцово. Быть может, только наспех надетый костюм был светловат и ему чуть не хватало респектабельности. Но шнурок монокля падал на неизменную кремовую рубашку. Он успел повязать светло-серый шерстяной галстук. Немец назвал бы его flott, подумал Смайли; шикарным. Собственно, таким он и был — воплощенной мечтой любой барменши о том, как должен выглядеть настоящий джентльмен.