На Светлану Макаровну йорк действительно не рычал. Доктор проверила: чипа в ухе с информацией о хозяине у пса не имелось. Но, вероятно, домашний, блох-клещей нет.
– Вы его себе оставить хотите? – спросила ветеринар. – Тогда надо прививку сделать.
– Давайте не сегодня. Попробую все-таки хозяина найти.
Вернулись домой. Сладенький совсем не возражал, когда ему мыли лапы. С удовольствием откушал премиального собачьего корма – Алена Андреевна не поскупилась. Звала его устроиться рядом на диване, но пес упрямо отправился на лежанку – видно, та пахла родным домом.
– Ну отдыхай, – сказала Алена Андреевна.
Проверила общедомовой чат. Йорка, как и ожидалось, никто из соседей не терял. Но несколько добрых душ сообщили, что сделали репосты – в школьных, детсадовских и прочих местных пабликах.
Объявление в газете тоже дало несколько откликов.
Письмо, явно писанное ребенком: «Мы готовы собачку забрать».
И возмущенное послание от пенсионера с соседней улицы:
«У нас в доме наркоманы живут. Целая семья. Родители, детей двое. И собака у них вроде эта. Тоже йорк рыженький. Я сколько раз наблюдал: гуляют с ним и изгаляются. То “сидеть”, то “рядом”. Если чуть отстает, сразу пинка, пес скулит. Небось они и выбросили. Живут по адресу…»
Улицу, дом, квартиру Алена Андреевна записала.
С наркоманов станется – завести собаку в парк да и бросить. Но по виду – слишком пес изнежен-ухожен, маловероятно, что из антисоциальной семьи.
Похоже, оставил его кто-то нормальный.
И ей теперь вдвойне хотелось разобраться, почему с йорком так поступили.
Деталей соседка сообщила немного:
– Скорую ваш батюшка сам вызвал. Сказал только, что ему очень плохо, и адрес. Врачи быстро примчались – получаса не прошло. А он уже мертвый.
– Во сколько это было?
– Днем. Часа в три.
Денис чувствовал себя отчаянно несчастным и одиноким. Настенька липла, пыталась утешать. Но ехать с ним на похороны отказалась. Миллион аргументов привела: отца его она не знала, покойников и кладбищ боится до смерти. «Диничка, возвращайся скорее, я тебя здесь утешать буду!»
«Вот Таня бы – точно согласилась», – мелькнуло.
Но Садовникова для него теперь потеряна. Навсегда. Полетел на похороны один.
Больше всего поразило: его отцу, скоропостижно умершему в поселке Абрикосовка, почти что завидовали.
Хорошо пожил (семьдесят шесть лет). Хотя просвещенные западники в эти годы президентами служат или только-только на пенсию выходят и не сомневаются, что успеют еще объехать весь мир. И умер легко – обширный инфаркт, дома, не болел, не мучился.
Сам Денис, помимо свойственной моменту скорби, кипел от обиды и гнева. Бесполезно на судьбу обижаться, но почему настолько рано? И именно сейчас – когда батя наконец сменил гнев на милость, согласился принять его помощь и, словно ребенок, предвкушал скорое исполнение мечты?!
Распоряжений по поводу похорон отец не оставил, поэтому сын решил действовать по собственному усмотрению. Выбрал место на кладбище (с доплатой, чтобы не с краю). Оплатил поминки в любимом батином кафе «Приют рыбака», созвал всех соседей.
Водки заказал много, но сам употреблял минимально. Наблюдал, слушал. Пытался понять: каким человеком в памяти друзей и знакомых остался отец? Болезненно морщился, когда слышал: «Глыба! Настоящий мужик!» Именно что глыба, жить бы да жить. А они все безропотно поднимают рюмки за помин души.
Отцу он в последний раз звонил за три дня до смерти. Тот только вернулся с рыбалки, доложил, что умотался, но голос был бодрый – особенно когда расписывал (с несомненными преувеличениями) богатый улов.
Часть тех трофеев съесть не успел – в морозилке осталось с килограмм ладненьких серебристых ставридок, еще две нитки вялятся под осенним солнцем, заботливо укутаны марлей от мух.
На здоровье отец в последние дни, болтали односельчане, не жаловался. Жил, как обычно. Возился на участке, собирал орехи, виноград на вино. За два дня до смерти выбирался в центр – магазины и прочие блага цивилизации в поселке сосредоточены примерно в километре от их дома. Совсем дряхлые терпеливо и подолгу ждали автобуса, но батя (опять со слов наблюдательных провинциалов), как обычно, отправился пешком – по холодку, с утречка.
Сначала наведался в банк, снял наличных – на рынке карты не принимали, а делать переводы за каждый пучок петрушки или килограмм помидор отец не любил. Василиса Петровна (дама из хибарки наискосок) с удовольствием сплетничала: