— Неслыханно! — снова прокричал Нетельбек.
Я зачерпнул пригоршню песка и швырнул ее прямо в глаза Нетельбеку. Раздался оглушительный хохот, общее напряжение сразу разрядилось. Все стали кричать, подбадривая дерущихся. Я видел еще, как «профессор» уполз куда-то в сторону. Джеки стоял обессиленный, свесив руки. И в ту же секунду я набросился на Нетельбека. Мы оба покатились по песку. Разумеется, мне хотелось драться так же, как Джеки, но, к сожалению, у меня не было опыта. Том был моим первым противником в жизни. Горсть песку в глаза — для начала не так уж плохо. Я убедился в этом, когда что было силы дубасил упавшего Нетельбека.
— Хватай его за жабры! Пусть побарахтается! — крикнул мне матрос.
Но в этом не было необходимости. Нетельбек и без этого никак не мог прочистить глаза.
— Пусти меня! — орал он не своим голосом.
Я дал ему здорового тумака и выпустил.
Подошел Джеки и обнял меня за плечи.
— Здорово, — сказал он, задыхаясь от смеха и вытирая глаза.
Мы в обнимку отправились в барак. Я и думать позабыл о том, что только недавно в строю я отодвинулся от Джеки.
Сквозь щели барака я видел, как расходилась толпа. Снова послышался скрип насоса, верный признак того, что все пошло своим чередом. Мюллер, который тоже приплелся в барак, уселся рядом со мной и с Джеки.
— Нечего сказать, хорошую кашу вы заварили, — пробурчал он. — Только полагаю, что и тебе придется расхлебывать ее, — добавил он, поворачиваясь в мою сторону. Я испугался.
— А что я сделал? Подумаешь, поколотил прохвоста Нетельбека.
— Вот, полюбуйтесь, — сказал Мюллер, — нашкодил и в кусты. Другие, мол, виноваты.
Джеки твердил, что нет такого права — бить старого человека, тут нельзя не вмешаться. Мюллер слушал, потягивая суставы пальцев.
— Эх, ты, революционер называется, а рассуждаешь, как сопляк. «Право», скажи пожалуйста! Смотри, как бы эта история не стоила тебе головы. На мировом рынке спрос на право нынче слишком велик. Целые народы по нему криком кричат. А чем ты можешь уплатить за право, Джеки? Заплатами на штанах или дырявыми портянками, что ли?
Во время раздачи еды в бараке появился Ахим. Он ласково улыбнулся мне и Джеки. Ахим очень торопился обратно в лазарет, и его пропустили вне очереди. Ахим взял дымившийся котелок и подсел к нам. Вид у него был измученный. Даже в голосе его звучала усталость.
— Фрезе умирает. Он просил тебя зайти к нему, сегодня или завтра.
Ложка выпала у меня из рук. Значит, Фрезе не увидит своей деревни. Джеки ел, дуя на ложку. Матрос, сидя в углу, ругательски ругал наше пойло. В лучах солнца, пробивавшихся в щели, плясали пылинки. Они кружились в бесконечном хороводе и, пьянея от солнца, таяли в воздухе.
— Нечего сказать, неплохой номер выкинул ты с «профессором», — сказал Ахим, обращаясь к Джеки. — А тебе, — добавил он, повернувшись ко мне, — я бы посоветовал быть немного любезней с друзьями «профессора».
Мы долго препирались, но в конце концов все трое поняли, что Джеки может и впрямь поплатиться головой. Наш «герой дня» как-то весь съежился, примолк. Это унизительное зрелище, так не вязавшееся с нашей славной победой, угнетало меня. Серые стены барака, чавканье, раздававшееся вокруг, — все приводило меня в бешенство.
— «Профессор» обязательно донесет на тебя, можешь не сомневаться, и ты пропал, — сказал Ахим. — Разумеется, мы этого не должны допустить. Но что делать? У нас гроша ломаного в кассе нет. И кто сможет достать деньги?
Словно повинуясь внезапному внушению, я встал и пошел к морю. Я знал, что Том уже дожидается меня.
— Ты что же это так поздно? — сказал Том с упреком. — А если бы со мной что случилось за это время? Что тогда?
— Я должен был встретиться с Джеки.
— Зря ты путаешься все время с евреями. — Том, который раньше интересовался исключительно своими делами, в последнее время стал заядлым антисемитом. — Лучше бы ты подумал о возвращении домой.
— А разве ты тоже собираешься вернуться?
— А то как же. Я ведь не политический. Подумаешь, поджег амбар! Для таких, как я, объявлена амнистия.
И в предвкушении приятного будущего Том принялся насвистывать торжественный марш.
— А там и в солдаты, — сказал он, покончив со своими музыкальными упражнениями. — По вечерам у казармы всегда толпа баб. И у каждой бабы в каждой руке по пакету с жратвой. Сам увидишь.
Сквозь проволоку незаметно прокралась ночь. Она спустилась неожиданно, вместе с туманом, который сразу окутал нас. Я чуть было не упал, споткнувшись о матроса, и тут же узнал его по сердитой воркотне. Он лежал плашмя, просунув голову под проволоку. Я мог бы поклясться, что матрос, изнывая, высунул язык в сторону моря, как пес, которого мучит жажда, при виде миски с водой.