Том без умолку болтал что-то о сапогах приезжавшего офицера. Что мне за дело до этих сапог? Деньги нужны, чтобы организовать побег Джеки. Я нарочно задел Тома и коснулся боком его туго набитого кармана.
— Ну-ка, выкладывай тысячу франков, — приказал я. — В последний раз! Слышишь? Обещаю тебе.
Я невольно произнес это громким и повелительным голосом, сопровождая свои слова угрожающими жестами.
— Но это против уговора… — выдавил из себя Том.
— Плевать я хотел на уговор. — Я притиснул его к проволоке.
— Ни сантима не получишь. — Том весь скорчился. Лицо его, словно серое пятно в тумане, было совсем рядом с моим.
— Ну что ж, хорошо, — сказал я с издевкой. — Только прежде, чем подохнешь, послушай-ка историю, которую я тебе расскажу.
И, пользуясь испугом Тома, я быстро-быстро затараторил:
— Слушай внимательно. Год тому назад здесь были другие интернированные. И среди них один, который по целым дням околачивался возле проволоки. Он набивал себе карманы, зарабатывая кучу денег на голоде своих товарищей. В один прекрасный день они выкопали его, по кусочкам, из песка. Телохранитель, которого он себе нанял, нисколько ему не помог. Он тоже был в заговоре.
— Я людей позову, — пискнул Том.
— А может, люди только того и ждут? Что ты на это скажешь?
Том нервно закусил нижнюю губу.
— Видно, матрос тоже не отдыхать улегся возле проволоки, — выдавил он наконец.
— Смотри, какой ты наблюдательный! — сказал я и услышал, как Том судорожно проглотил слюну.
— Здорово ты меня околпачил! — И он отсчитал мне в руку деньги.
— Для Джеки это, не для меня, — сказал я.
— А правда, что он отделал «профессора»?
— Да, и это может стоить ему головы.
Том поднял кулак, но я успел отскочить.
— Значит, я раскошеливаюсь, чтобы Джеки мог улизнуть из лагеря, а ты еще, небось, будешь бахвалиться, что это все ты!
— Заткнись! — крикнул я. — Не беспокойся, Джеки узнает, кому он обязан этими деньгами.
— И Ахим тоже? — спросил Том уже спокойнее.
— А тебе это так важно?
— Ну ладно, тогда все в порядке, — сказал Том.
Я со всех ног пустился к своему бараку. В щели между досками я увидел свет сальной свечи. Дверь была прикрыта, чтобы туман не вполз в помещение. Я перевел дух, потом отворил дверь и вошел. Сердце у меня бешено колотилось. Я был растроган. Дружеская нежность проснулась во мне. Джеки не умрет.
Я вошел в узкий круг света, казалось стиснутый со всех сторон надвигавшимся мраком. Джеки сидел, подперев руками голову. Потом он встрепенулся и широко открытыми глазами посмотрел прямо перед собой, словно сквозь меня.
— Где ты болтался? — грубо спросил Мюллер, прерывая ход моих и без того беспорядочных мыслей.
Вместо ответа я вынул деньги. И, небрежным жестом хлопнув пачкой о ладонь, сказал, обращаясь к Джеки:
— Ну-ка, собирай манатки и выматывайся.
Джеки вскочил и вытаращил на меня глаза.
Я склонился над свечой и протянул ему тысячу марок. Джеки подставил мне ладонь. Другой рукой он в нетерпении барабанил Мюллера по груди.
Он постоял, еще покусывая свою трубку. Лицо его, освещенное мерцающим светом свечи, казалось вырезанным на черном фоне барака, погруженного во мрак.
— Собирай-ка вещи. — Ахим крепко хлопнул его по плечу. — А когда выйдешь на волю, расскажи о нем товарищам, — и он кивнул в мою сторону. — Им это будет полезно.
Джеки порылся в своем узелке, вынул из него фотографию и губную гармошку — настоящий «Хонер», Остальное свое имущество — пару изодранных носков и осколок зеркальца — он оставил.
Он все еще молчал. Потом вдруг крепко обхватил меня за плечи и легко приподнял. Мюллер уже погасил свечу. Джеки сжал меня в объятиях, я почувствовал, как его губы прижались к моей щеке. Он вышел вместе с Мюллером и с Ахимом. Я стоял в темноте, не в силах сдвинуться с места. Наконец я вытер тыльной стороной ладони влажный след с моего лица и пошел к двери.
— Джеки!
Я стоял, пристально вглядываясь в стелющийся туман, и, снедаемый тоской, вслушивался в скрип его удаляющихся шагов.
Нетельбек усердно что-то строчил на листке бумаги. Из-за плеча его выглядывало лоснящееся, веснушчатое лицо Гумпердинга, напоминавшее зрелую дыню.