«От разбоя и бреда вдали…»
От разбоя и бреда вдали,Не участвуя в общем броженье,На окраине певчей земли,Чей покой, как могли, берегли,Чую крови подспудное жженье.
Уж не с ней ли последнюю связьСохранили мы в годы распада,Жарким гулом её распаляясь,Как от дыма, рукой заслоняясьОт грядущего мора и глада?
Расплескаться готова онаПо пространству, что познано ею —Всею молвью сквозь все времена, —Чтобы вновь пропитать семенаЗакипающей мощью своею.
Удержать бы зазубренный крайПереполненной чаши терпенья! —Не собачий ли катится лай?Не вороний ли пенится грай?Но защитою – ангелов пенье.
«Тому, кто сам уже оставил впрок…»
Тому, кто сам уже оставил впрокПредтечей речи путаницу строк,Тому, кто знал приметы одичаньяВ загоне от молчанья до звучанья,Тому, кто сам бывал себе законом,Нередко – спящим, изредка – бессонным,Тому, кто ведал то, к чему влечётДуша, к чему судьба приволочёт.
Стеченье обстоятельств не считайСчастливым ни для мыслей, ни для стайПичужьих, то летящих на чужбину,То чувств нежданных вызвавших лавинуВ родных пределах, где и так в избыткеВ любую пору милости и пытки, —Не с миру ли по нитке собиратьНадежды на покой и благодать?
И потому – конечно, потому,Что быть, как все, несладко одному,Да и вдвоём, и целою плеядой,Пусть непохожесть явится отрадойДля сердца, – эти строки адресуюТому, кто чует истину, кочуя,Тому, кому сейчас не по себе,Тому, кто завтра сам придёт к тебе.
«Что же мы видели, глядя сквозь пламя?…»
Что же мы видели, глядя сквозь пламя? —Семя проросшее? новое знамя?И в зеркалах отражались мы самиВроде бы вниз головой, —Всё бы искать для себя оправданья,С грустью бесслёзною слушать рыданья,Строить в пустыне, как зданье, страданье —Пусть приютится живой.
Новое знанье и зренье иное,К сроку пришедшие, ныне со мною,Время прошедшее – там, за стеною,Имя – и здесь, и вдали, —Выпал мне, видимо, жребий оброчный,Вышел мне, стало быть, путь непорочный,Выдан в грядущее пропуск бессрочный —Не оторвать от земли.
«Привыкший делать всё наоборот…»
Привыкший делать всё наоборот,Я вышел слишком рано за ворота —И вот навстречу хлынули щедроты,Обрушились и ринулись вперёд,Потом сомкнули плотное кольцо,Потом его мгновенно разомкнули —И я стоял в сиянии и гуле,Подняв к востоку мокрое лицо.
Там было всё – источник бил тепла,Клубились воли рвенье и движенье,Земли броженье, к небу притяженье,Круженье смысла, слова и числа, —И что-то там, пульсируя, дыша,Сквозь твердь упрямо к миру пробивалось, —И только чуять снова оставалось,К чему теперь вела меня душа.
Бывало всё, что в жизни быть могло,И, как ни странно, многое сбывалось,Грубело пламя, ливнями смывалосьВсё то, что к солнцу прежде проросло, —Изломанной судьбы я не искал —И всё, как есть, приемлю молчаливо,Привычно глядя в сторону залива,Где свет свой дар в пространстве расплескал.
«Как мученик, верящий в чудо…»
Как мученик, верящий в чудо,На острове чувства стою —И можно дышать мне, покудаВсего, что могу, не спою.
И вместо кифары ОрфеяВ руке только стебель сухой —Но мыслить по-своему смею,Затронутый смутой лихой.
И кто я? – скажи-ка, прохожий,Досужую выплесни блажь, —У нового века в прихожейТы места спроста не отдашь.
А мне-то жилья островногоДовольно, чтоб выстроить мостК эпохе, где каждое словоПод звёздами ринется в рост.
И всё-таки зренье иноеДарует порою праваНа чаянье в мире земное,Чьим таяньем почва жива.
«Ты думаешь, наверное, о том…»
Ты думаешь, наверное, о томЕдинственном и всё же непростом,Что может приютиться, обогреться,Проникнуть в мысли, в речь твою войти,Впитаться в кровь, намеренно почтиДовлеть – и никуда уже не деться.