А в гроб, в гроб — ха-ха! — сложили оружие и доспехи. И эти глупцы, вместо того чтобы задержать их, еще спешили Hanepe6ofi выразить свое соболезнование. Не кладбище, конечно, ждало их, а быстрые кони. И поминай как звали. Не в Кайфын, а в привольные степи и пески, не в императорский дворец, а в стойбища и селения тангутов, не на поклон к сыну Неба, а на ночные вылазки против его гарнизонов, чтобы добиться подлинной самостоятельности, чтобы — и сердце Цзи-цяня при этой мысли сладко похолодело — чтобы, может быть, самому стать сыном Неба, основателем новой тангутской династии, на тангутской земле.
Конь притомился и, тяжело дыша, взбирался на бархан. Спутники Цзи-цяня отстали, но он и не заметил, что давно едет один.
Он добьется своего. Ведь не случайно он родился с зубами. Все знают, что это хорошая примета, она сулит ему великое будущее. А воин он отличный. Как ловко еще мальчишкой он сразил тигра, попав первой же стрелой ему прямо в глаз. Во всех кочевьях знают, какой он сильный и отважный воин! Он еще победит! Нужно вот только отдохнуть и набрать новую армию. И будет у него армия. Всем, и китайцам прежде всего, известно, что тангуты поддерживают его, а не Цзи-пэна. Он, разбитый полководец, одетый в эту вонючую шкуру, правит тангутами, а не Цзи-пэн, разодетый в шелка, но живущий подачками с императорского стола…
«Я подчиню себе непокорных старшин. Я свяжу им руки узами кровного родства. Завтра же разошлю гонцов и возьму себе в жены девушек из всех сильнейших родов. Ну, тогда берегись, Цао Гуан-ши, ты еще мне ответишь за вчерашнее. Весь мир знает, что тангуты не прощают врагов…»
И Цзи-цянь сдержал свое слово.
Молодость отгремела в боях так же быстро и ярко, как быстро отцветает весной ордосская степь. Унеслась, стремительная и сильная, как дикий степной молодой конь. Давно ушли в прошлое первые неумелые годы борьбы, когда он попал в ловушку на берегах озера Дац-зинцэ. Через двадцать лет крепко держал Цзи-цянь в своих руках все тангутские земли. Теперь, как никогда, стране нужен был мир. Пришла пора главной работы. Надо было строить свое, тангутское государство. А поэтому вдвойне больно умирать, когда впереди столько больших и важных дел.
Далеко не всем нравилось появление тангутского государства. Не желали этого не только китайцы, но и соседние тибетцы и уйгуры. Когда Цзи-цянь овладел городом Линчжоу[29] и сделал его своей столицей, их послы зачастили в Кайфын, наперебой предлагая свои услуги для борьбы с тангутами. Знал ли он об этом? Знал и принял решительные меры. Всего месяц назад, в конце прошлого года, тангутская конница разгромила тибетцев и овладела Лянчжоу, стольным городом их старшины Фаньлочжи. О, эта грязная лисица! Как Цзи-цяню советовали не доверять ему, казнить Фаньлочжи незамедлительно! Что он ответил им, своим верным советникам? «Я захватил Лянчжоу, принудив его тем самым покориться. Он и сдался. Какой же это обман?». Разве мог он знать о коварстве Фаньлочжи? Он понял свою ошибку только тогда, когда тибетцы уже ворвались в его лагерь. Нельзя было быть таким легковерным на старости лет. И вот умирает от ран, умирает, хотя только вступил в пятый десяток, а впереди так много дел и бороться уже надо не столько мечом, сколько разумом.
Цзи-цянь с трудом повернулся в постели и тяжело застонал. По его страшному, изуродованному лицу — когда-то стрела попала ему прямо в нос — пробежала судорога, сделав его еще более ужасным. Сидевший у постели слуга задрожал от страха и принялся поправлять одеяло господина.
Цзи-цянь открыл глаза, долго смотрел на слугу, превозмогая нахлынувшую боль, и шепотом приказал:
— Позови сына.
Его сын Аи молод и силен. Не откажешь ему в рассудительности. Но сумеет ли он удержать в своих руках золотые бразды, сумеет ли завершить дело предков?
Бежавший впереди слуга откинул полог. Аи опустился на колени перед постелью отца.
— Слушай, сын, час мой настал.
Аи хотел что-то возразить, но знаком руки Цзи-цянь повелел ему замолчать. Потом указал слуге глазами на дверь. Тот поспешно вышел.
— Аи, сын мой, молчи и слушай. Слушай и запоминай. Краток будет тебе мой завет. Убей Фаньлочжи. Не ходи войной на восток. Теперь, когда Китай не может лишить нас достигнутого, с ним нельзя воевать. Мира проси и согласись признать старшинство Сун. Если раз представишь просьбу и тебя не послушают, представь ее снова. Пусть тебе придется подавать ее несколько сот раз, не прекращай, пока не добьешься просимого… Ог этого зависит гибель или процветание дела предков. Армию укрепляй и славу для своего оружия ищи на западе. Крепко запомни все это. А теперь иди Готовь все необходимое, чтобы проститься со мной. Предки ждут меня.
Аи, он же второй государь тангутов Дэ-мин, свято выполнил завещание отца. Фаньлочжи не прожил и года после смерти Цзи-цяня. А в 1006 году Дэ-мин добился заключения мирного договора с Сун. Это была большая победа. Хотя Дэ-мин и признал старшинство сунского императора, Китай в свою очередь юридически, в официальном документе признал существование тангутского государства. Дело предков было в надежных руках.
Мечом порабощают
Дэ-мин помнил завет отца — искать славы для своего оружия на западе. И тангуты неумолимо двигались на запад, завоевывая соседние владения тибетцев и уйгуров. В 1028 году тангутские армии, предводительствуемые сыном Дэ-мина, талантливым полководцем Юань-хао, овладели городами Лянчжоу и Ганьчжоу[30]. Владения тангутского государства достигли вод Черной реки — Эдзин-Гола. Именно в эти годы тангуты и закрепились в устье реки, в большом по тем временам, хорошо укрепленном городе Черной реки, или, по-тангутски, Эдзина. На севере пустыня Гоби соединяла земли тангутов с кочевьями татар-монголов[31]. На запад от Эдзины шли торговые пути в богатые уйгурские княжества и знаменитые буддийские святыни Дуньхуана.
Петр Кузьмич Козлов ошибался, считая Эдзину — Хара-Хото столицей тангутов. Свою столицу тангуты воздвигли на берегах Хуанхэ, у подножия гор Хэланьшань.
В 1017 году до Дэ-мина дошла удивительная весть. В горах Вэньцюань видели дракона. Появление дракона испокон веков считалось счастливым предзнаменованием. Поэтому Дэ-мин спешно послал одного из своих высокопоставленных чиновников принести жертвы дракону. Через некоторое время он и сам решил навестить святое место. И сразу понял, что дракон явился здесь не случайно. Это был знак Неба. Дэ-мин давно подыскивал новое место для столицы. А лучше этого трудно было найти. С северо-запада оно было защищено горами Хэлань-шань. Горы хорошо видны отсюда, серовато-белесые, с темными пятнами лесов и лугов. Точь-в-точь пегая лошадь. Видно, не зря в народе говорят, что Хэлань на языке древних гуннов как раз и означало «пегая лошадь». С юга и востока плодородную долину у подножия гор омывали воды Хуанхэ. Место надежное и хорошо защищенное. Дэ-мин приказал строить здесь новую столицу. Старую крепость Хуайюань обнесли новой стеной. Внутри города построили императорский дворец, храмы, присутственные места. Новый город назвали Синчжоу — град Процветания. От Синчжоу (современный Иньчуань, ранее назывался Нинся) через Алашаньскую пустыню был проложен караванный путь к устью Эдзина, к городу Черной реки. Этим путем и шел караван П. К. Козлова из Хара-Хото в Динъюаньин. Здесь и кроется секрет того сходства, которое спутники Козлова сразу же обнаружили между мертвым городом Хара-Хото и цветущим оазисом Нинся. Эти города появились в одно время, и строили их одни руки. Отсюда же начался многовековой путь от мертвого города к чудесным ордосским легендам.
Тангуты вышли на берега Черной реки с обагренными кровью мечами: уйгуры упорно сопротивлялись. «Кровь лилась, словно журчащий поток», — так пелось в старинной уйгурской песне о событиях тех грозных лет. Тангуты не остановились на берегах Эдзина. Их армии рвались дальше на запад. Покорились Сучжоуское и Шачжоуское уйгурские ханства. Тангуты овладели великой святыней буддистов — пещерными храмами Тысячи будд. Произошло это в 1035 году, уже после смерти Дэ-мина, когда его сын, полководец Юань-хао, стал государем тангутов.
31
Татары — монгольское племя, обитавшее в северо-восточной части со-временной Монголии; впоследствии это название было перенесено на разноязычные народности монгольской феодальной империи XIII–XV вв. и входившей в ее состав Золотой Орды. Ныне — название ряда тюркоязычных народов.