- И мама и Джейран простили меня...
- Пусть аллах простит!
- Я боюсь...
- Что аллах не простит тебе грехов прелюбодеяния?
- Я боюсь, что люди сами начнут прощать себе грехи, будут подражать дурному, станут рабами своих страстей...
- Пророк Мухаммед сказал: "Аллах прощает грехи тому, кто не упорствовал в том, что совершил их, зная, что грешит..." Ты знал, что делаешь, мой поэт?
- В коране сказано: "Не облекайте истину ложью, чтобы скрыть истину". Я знал, что делаю зло...
- Да простится тебе оно.
- Ты еще здесь, царица фей?
- А где я еще могу быть в эти минуты?
- Там, где рождается радость...
- Тебе, мой поэт, я не смогла ее подарить...
- А вот и ошибаешься. Были в моей жизни мгновения счастья, которые я не обменял бы даже на судьбу султана... Не отдал бы свои пятьдесят три года жизни за долголетие скопца и неуча...
- Аллах всемогущий дарует разум и счастье тому, кто обладает разумом.
Ему казалось, что фея вдохновения прощается с ним перед дальней дорогой.
Откуда-то к нему протянулась рука... Кто-то его повел... Куда? Он чувствовал, что оттуда нет возврата... У него лились слезы... "Я ухожу... Прощайте, родные, мой Джафар... моя мама... моя Джейран. Я покидаю вас, не оставив имущества и надежды на будущее, да буду я вашей жертвой..."
Он силился открыть глаза, но веки были такими тяжелыми, грузными.
Жизнь словно нехотя покидала его, сквозь шум в ушах до него доносились знакомые голоса:
- Клянусь духом Ахмеда-аги, каждое его слово - истина! Потомки не забудут его! - Это Махмуд-ага...
- Он богохульствовал и грешил, и этим сам вынес себе приговор! - В голосе Моллы Курбангулу звучала злоба...
- Он нечестивец и лгун, да простит мне такие слова его предок! Честное слово, бабид он, а что вы думаете? Не рога же у них растут, такие же люди, но только бабиды! - рассуждал Закрытый.
Голос Ахунда Агасеидали:
- Сказано в коране: "Пусть верующие не берут себе близкими неверных. А кто сделает это, у того с аллахом нет ничего общего, если только к этому их не принудят страхом". Перед лицом творца теперь мы разрешим наш спор, двоюродный брат...
Неожиданно умирающему вспомнился огнепоклонник, которого он видел в храме в Сураханах... Несчастный, оборванный, изможденный далекими переходами из самой Индии, он пришел сюда умирать и перед смертью молился своим богам, опустившись на сухую, покрытую коркой землю, сквозь щели которой вырывалось пламя. "Ты задолго до меня распростился с жизнью и предстал перед создателем, огнепоклонник... Куда направил тебя, неверного, аллах, вниз или вверх? Перед вечностью все равны... Неизвестный брат мой, если всех создал единый творец, почему он допустил различия между религиями живущих на земле?"
- С освоением чужого языка к нам проникнут и чужие обычаи, двоюродный брат, пьянство.
Он пытался ответить Ахунду Агасеидали, что Ширвану необходимо сближение с такой страной, как Россия, чтобы с ее помощью пойти вперед, к просвещению, но губы уже не слушались его.
- Люди забудут свой язык, если будут учиться чужому, брат мой.
"Любовь к родине не допустит этого, ты вспомни Физули, который и вдали от родины оберегал свой родной язык..." - рвалось с языка, но губы оставались сомкнутыми.
- Да буду я твоей жертвой, Ага, память о тебе останется навсегда среди моих слушателей, - улыбнулся поэту весельчак Джинн Джавад, сидя на своем камне под гигантской шелковицей.
- Свет моих очей, Ага! Ты ушел, оставив меня одного в этом мире... О Гаратель не беспокойся! Она учится в Тифлисе в школе. Гаратель Тарланова будет первой учительницей для наших обездоленных сестер и дочерей. Не волнуйся за дитя моей Соны...
- Кто еще сумеет любить так свой народ, чтобы во имя его будущего жертвовать собой?.. О люди! Он жил ради вас, и вы заставили его мучиться перед смертью! - зазвенел голос любимого ученика Алекпера Сабира. - В чем его вина? В том ли, что он намеревался открыть глаза детям своего народа, улучшить их жизнь?!
- Кто будет сражаться с миром алышей и "закрытых", моя фея? Неужели они будут праздновать мою смерть как победу?
- Спи спокойно, Ага! Пусть ширванская земля примет тебя... Твоя смерть всколыхнет весь Ширван, твое знамя подхватят молодые твои ученики, ты же сам сказал:
Звучит повсюду голос мой, и с ним, Сеид, я не умру.
Пусть в нем бессмертье обрету - одно желанье у меня.
Наступил восьмой день месяца рамазана 1305 года мусульманского летосчисления, или 20 мая 1888 года по христианскому календарю...
По ширванскому обычаю умершего хоронили в тот же день. Так велел пророк: отныне умерший принадлежит всевышнему, и живым следует как можно скорее проститься с ним.
К дому стекались толпы народа. Вынесли тело и сопровождали его на кладбище Шахандан, где желал быть похороненным поэт, его ближайшие друзья: Махмуд-ага, Керим-бек, Гаджи Омар-бек, Гаджи Самед-бек, поэты Зарухи, Рагиб, Агаали-бек Насех...
В окрестностях Шемахи есть три холма, и все они отданы усопшим. Три кладбища - Шахандан, Лалазар и Еддигюмбез - семь куполов. Эти холмы - самые живописные места моего Ширвана, будто мои соотечественники и после смерти хотели любоваться красотой родной земли.
Сегодня Шахандан принял моего поэта, моего Сеида, моего Агу...
Провожая своего учителя, молодой поэт Агаали-бек Насех гневно предостерегал врагов поэта: "Не радуйтесь, не веселитесь, господа! Сеид Азим умер, но не умерла его поэзия, не умерли его идеи! При жизни вы боялись его самого и потому расправились с его телом, но больше всего вам следовало бояться его духа. Ваши собственные дети будут читать его стихотворения, слушать Джинна Джавада, читающего его сатирические произведения, и певцов, поющих его газели, и вы задохнетесь от злобы, но сделать ничего не сможете!"
У свежезасыпанной могилы Махмуд-ага снова вспомнил слова Сеида Азима:
Звучит повсюду голос мой, и с ним, Сеид, я не умру,
Пусть в нем бессмертье обрету - одно желанье у меня.
Печальный голос скорбел об утраченном друге. Меценат и покровитель лучших талантов родного народа, знаток азербайджанской музыки своего века не ведал, что вскоре сам будет погребен на другом холме Шемахи - в Лалазаре. А спустя десятилетия, в 1911 году, ученик Сеида Азима Ширвани - Алекпер Сабир, великий азербайджанский поэт, будет похоронен на третьем холме Шемахи - в Еддигюмбез - у семи куполов. Три великих сына покоятся в родной земле.
Дорогие потомки, для вас они явились на этот свет, для вас писали и творили добро...
... Шемаха начинается с дорог... Бескрайние, бесконечные дороги... Ведущие в Ширван дороги с незапамятных времен известны торговцам всего мира. И поныне на Востоке вспоминают о караванных путях в Шемаху - сердце Ширвана. Живы до сих пор выражения: "караванная дорога в Ширван", "Шемахинская дорога", "Ширванское ханство", "Шемахинский султанат", "дворец Ширваншахов"...
Пройдет еще много веков, а женщины Востока будут укрываться шелковыми платками-келагаи под названием "шемаха", в далекой Индии и сейчас мужчины носят белую одежду, называемую "ширвани"...
Ширван пересечен дорогами. Идущие по дорогам путники останавливаются на привалы у источников Сеюдлю, Нанели, Гюллю, Минахор, расположившихся с четырех сторон света вокруг Шемахи...
Идущие из Шемахи дороги уводят сыновей ширванских в другие края. Один едет торговать, другой едет за наукой и славой, становится украшением чужих дворцов - поэтом, ученым. Что ж... Во имя славы родины не грех и послужить на стороне... Только пусть вовремя возвращаются домой... Пусть не оставляют Ширван без поэзии, музыки, без сыновей...
Пришло время расставания, друзья... Если доведется вам быть в моем Ширване, не поленитесь подняться к нашему пантеону памяти - и путь ваш обязательно приведет к трем шемахинским холмам. Приглядитесь к памятнику моего Сеида Азима Ширвани - и вы прочтете его собственные строки: "Звучит повсюду голос мой..."
Баку, 1970-1972 гг.