- Хорошо, хорошо, много хорошо!
Он потрогал раму, на которой был натянут холст, и князь тотчас сказал: "Мольберт, это мольберт". Сеид Азим улыбкой дал понять, что оценил догадливость художника. До этой минуты он никогда в жизни не видел, как рисуют картины, не видел и сами картины. Обучаясь письму, он много часов просидел рядом с каллиграфом Наджафгулу, ему привелось наблюдать за орнаментовкой коранов и диванов иллюстратора Гаджи Гафура-эфенди. Его восхищала тонкая изощренная роспись, которая так украшала рукописные сборники стихов. Но то, что он увидел сегодня, перевернуло его представления о возможностях человеческого таланта. Художник смог передать точный облик Соны, хотелось потрогать рукой тончайший шелк ее блузки, угадывался более плотный атлас на юбке. Сеиду Азиму чудилось, что еще минута - и полные пунцовые губы Соны разомкнет улыбка: и она заговорит с ним, расскажет о своих мечтах, желаниях... "О аллах, будь милосердным! Почему грешно оживлять образ дорогого человека, почему не следует изображать красивых людей? Наши моллы говорят, будто ты, о великий и всемогущий, за каждый портрет, нарисованный вживе, в мире ином потребуешь душу художника, вынудишь оживить изображенного человека... Как прекрасна Сона, но она чанги, а это тоже грешно... Почему все прекрасное - грех?"
Художник внимательно следил за выражением лица молодого человека. "Как он красив! Вот бы попросить его немного попозировать мне. Но как ему это объяснить? У него умное одухотворенное лицо, лучшей натуры придумать невозможно! Как жаль, что не знаю языка". Он обвел рукой вокруг лица Соны и раздельно произнес: "Портрет". Сеид Азии понимающе кивнул. Князь показал рукой вдаль и сказал: "Пейзаж", но в глазах поэта не прочел понимания... К сожалению, не все можно объяснить мимикой, жестами.
Молча любовались поэт и художник этим удивительным уголком Ширвана. Ежеминутно под тенью стремительно летящих облаков меняли свою окраску горы, ущелья, покрытые цветами луга, листва деревьев вдоль дорог и берегов журчащей Зогалавай. Не было рядом переводчика, который мог им рассказать, что оба с одинаковым восторгом созерцали открывающиеся перед ними картины, и хоть родились они в местах, далеких друг другу, поклонялись разным богам, но чувствовали и думали в эту минуту одинаково.
... Им мог бы помочь Махмуд-ага, но в этот час под звуки печального мугама, исполняемого на тонкострунной кеманче, он пребывал в послеобеденной полудреме; только смена музыкальных инструментов и ритм мелодии пробудит его от приятного сна. Выпьет пиалу прекрасно заваренного чая и будет готов к приходу гостей. И снова музыка, танцы и стихи усладят слух пришедших на меджлис...
Давайте оставим новых друзей на приречной скале, ведь мы не в силах им помочь, и поспешим в другое место, к другим нашим героям, посмотрим, как складываются их судьбы...
Нас ждут прекрасные цветы Ширвана, нежные и пугливые девушки.
МЕСТО ВСТРЕЧИ
На рассвете девушки, предводительствуемые их хозяином и учителем танцев Адилем, вышли из города. Они поднялись вверх по течению реки к тем лесистым берегам, где не встретишь ни пешехода, ни всадника. Дойдя до знакомой ему глубоководной излучины реки и удостоверившись в безопасности выбранного места, Адиль оставил девушек одних, перешел на соседнюю полянку и, расстелив палас в тени огромного граба, улегся спать.
Солнце еще не добралось до зенита, когда девушки, перекидываясь шутками и смехом, принялись за стирку. Сона, Иззет и Гэнди выкатили из воды крутобокие речные камни и разложили на них свою одежду. Размочив в воде кусочки белой глины, специально принесенной с собой, втирали пенистую смесь в ткань, терли, мяли, били о камень, и, лишь проделав всю процедуру несколько раз, споласкивали в чистой прозрачной речной воде. Выстиранную одежду девушки развешивали на кустах вдоль опушки леса.
Ниса вслед за Соной замочила в речных струях простыню и тут же бросила с силой ее на камень. Сона не заметила движения подруги, склонив голову к воде, она застыла с простыней в руках.
- Ты что, заснула или ждешь кого-то? - окликнула ее Гэнди.
- Жду.
- Кто-нибудь возвращается из дальних странствий?
- Кто может ко мне вернуться, кого бы ты не знала, о всезнайка!
Прямые тонкие брови Гэнди птицей взлетели над большими округлившимися черными, глазами:
- Не такая уж я всезнайка... Хоть и многие тайны мне доверены, да только в твое сердце я так и не заглянула.
- В мое сердце? Что ты там найдешь?
Гэнди подмигнула Иззет, осторожно мягкими движениями перебирающей в воде белую шелковую шаль:
- Тайну найду...
Нет у меня никакой тайны.
- Еще как есть! Думаешь, мы не знаем, для кого ты в последнее время танцуешь, о ком вздыхаешь! На кого загадываешь во время ворожбы с кольцом!
- Ради бога, перестань.
Гэнди прищурилась и проговорила в раздумье:
- Знаешь, Иззет, как мне кажется, подозрение падает на двоих, а ты как полагаешь?
Иззет никак не откликалась на слова Гэнди, а юная Ниса не могла скрыть волнение. Она очень любила Сону, но понимала, что девушки только шутят. Нельзя, чтобы раскрылась тайна подруги, но и очень хочется показать девушкам, что у Соны от Нисы нет секретов. С детской непосредственностью она воскликнула:
- А я знаю, знаю...
Сона нахмурилась и с осуждением остерегла девочку:
- Ты ничегошеньки не знаешь, лучше повесь простыню.
Улыбка сбежала с пухлых, красиво очерченных губ Нисы - чуткость на сей раз изменила ей, она доставила неприятность любимой подруге. Девушка выпрямилась, с мокрого подола стекала вода. Когда Сона передавала Нисе выжатую простыню, девушки взглянули в глаза друг дружке, и Ниса увидела муку, горе, страдание. Ей стало стыдно, тяжелый камень лег на сердце, губы задрожали, готовые скривиться в плаче.
- Ну, будет, перестань, только запомни: лучше плакать кстати, чем смеяться не вовремя...
- Прости меня, - тихонько прошептала Ниса, взяла свернутую жгутом простыню, отошла к прибрежным кустам, расправила, встряхнула и набросила на один из них.
Гэнди и Иззет сделали вид, что ничего не заметили.
- Ты подумай только, Иззет, кое-кому известно, а нам не говорят! Ради бога, Ниса, девочка, скажи нам, что тебе известно!
- И не стыдно тебе, Ниса, от нас что-нибудь скрывать! - поддержала Иззет Гэнди.
"Лучше хорошо молчать, чем плохо говорить", - подумала Ниса, но рта не открыла. Теперь ее хоть убей, она не выронит ненужного слова.
- Хватит, отстаньте от ребенка, - пыталась Сона урезонить старших подруг. - Солнце печет, вода уже нагрелась, давайте купаться!
Сона распустила черные блестящие косы, словно черная шаль закрыла плечи и спину. В медную пиалу разбила два яйца, добавила немного подогретой под палящими лучами солнца воды и взбила веточкой. Пригоршнями пенистую смесь вылила себе на голову и начала втирать в волосы.
- Ниса, полей мне, будь добра...
Все еще не оправившись от недавней перепалки, Ниса медленно поднялась, подошла к одному из казанчиков с водой, стоящих на солнцепеке, с осторожностью и не торопясь принялась зачерпывать пиалой и поливать подруге.
Тщательно промыв волосы, Сона с трудом разделила их пробором, приглаживая рукой, расчесывала высоким гребнем с редкими зубьями. По ее лицу и обнаженным по локоть рукам стекала вода. Ей казалось, что вместе с водой уходит усталость. Когда волосы чуть подсохли, девушка заплела их в две тяжелые косы, доходившие почти до колен, легким взмахом обернула несколько раз вокруг головы, связала концы в узел и лишь после этого завязала блестящую черную высокую корону красным платком с белыми цветами. Щеки девушки пылали, огромные глаза влажно поблескивали. Небрежно сбросив с себя мокрую блузку и липнущую к ногам отяжелевшую юбку, Сона осталась в длинной белой ночной рубашке, напоминающей арабский хитон.
Остальные девушки тотчас последовали ее примеру. Полетели в сторону блузки и юбки, и вот уже все четверо, как белые птицы, бегом кинулись к воде, чистая гладь заводи рассеклась под взмахами крыльев четырёх лебедей, капли воды, как драгоценные камни, рассыпались под лучами солнца, тишина огласилась смехом, вскриками, плеском воды. Девушки забыли обо всем на свете, они были уверены, что во всей округе никого нет. И напрасно. Уже давно с противоположного берега за ними следила пара глаз, этим глазам они казались сказочными птицами. Для того чтобы узнать, кто был этим соглядатаем, давайте перенесемся на другой берег реки.