— Вот, доктор, пользуйтесь. Если что, я подтвержу в любой момент. Зарплату, конечно, платить не смогу, Вы уж извините.
— Какая зарплата? — сказал Иохель, поднимаясь со своего стула и протягивая руку. — Спасибо, что помогли.
— Моисеич, подожди меня на улице, я сейчас, минутку только, — сказал Синицын, пропуская Иохеля к выходу.
Минут через пять Сидор вышел, довольно улыбаясь и придерживая полу пиджака.
— Это получше слов будет, — сказал он, — выпьем за здоровье Матвея Петровича, и ему приятно, что тебя уважил [1].
На выходе из двора на улицу шедший чуть позади Синицын тихо сказал:
— Притормози, тащ майор, глянь, кто идет.
По улице прямо перед ними прошел, не поворачивая голову адъютант генерала Яшкина, франтоватый, несколько женоподобный капитан, фамилию которого Иохель забыл (а может и вовсе не знал). Он был явно доволен жизнью: на румяном лице как приклеенная сияла улыбка, из-под фуражки выбивался набриолиненный чуб, форма сидела на нем как влитая, выдавая индивидуальный пошив.
— Вот и добыча наша, Моисеич, прошептал Синицын. — Ты как думаешь, если генерала Яшкина за вымя подергать, небось, совесть у нас не шевельнется?
— Ни на секунду, Сидор, — ответил Иохель. — Ты за адъютантом потихоньку посмотри, где-то он рядом с нашим генералом обитает. А я пока дома подожду.
* * *
Слежка за капитаном дала результаты только через неделю. Сильно мешало то, что Синицын ходил пешком, а капитан — ездил на машине. Дворники и шоферы, с которыми он свел знакомство, ничего о капитане не сообщили — возили его по работе, где живет, никто не знал. О Яшкине Сидор не спрашивал, чтобы не наводить подозрения, да и в легенду о соблазненной и брошенной беременной сестре генерал никак не вписывался.
Синицын похудел и осунулся, из неприкосновенного денежного запаса пришлось достать деньги на ремонт разваливающегося сапога, не выдержавшего долгих походов по московским улицам. Незамеченным Сидор оставался только потому, что капитана Задорожного интересовал только он сам, а на окружающих он не обращал никакого внимания, что позволяло при слежке особо не прятаться.
Обиднее всего было то, что капитан в тот день, когда они его впервые увидели, только вышел из дома. От квартиры, в которой снимали комнату Иохель с Сидором, до квартиры родителей Задорожного, в которой тот жил, ходу было от силы минут десять. К тому же адрес легко находился в телефонном справочнике.
— Сыщики из нас, Сидор, никакие. Может, хоть в другом повезет, — сказал Гляуберзонас Синицыну, когда тот, не скрывая разочарования от собственной неопытности, рассказал о всех лишних телодвижениях, которые совершил. Разговор происходил на лавочке у подъезда, где они поджидали свою жертву.
— Глянь, Моисеич. Кажись, идет, — кивая в сторону показавшегося из-за угла военного, сказал Синицын.
— Ну всё, я пошел, буду его на лестнице ждать, а ты снизу страхуй.
— Да помню я всё, тащ майор, хватит уже повторять, — проворчал Сидор, встал и пошел в сторону от дорожки.
* * *
Капитан Задорожный возвращался домой в прекрасном настроении. Наконец-то дали результаты разносимые им всяким мыслимым и немыслимым начальникам подарки. Несмотря на то, что выслуги не хватало, майора ему должны присвоить через месяц, а через годик обещали и об академии генштаба похлопотать — и прощай, старый козёл Яшкин, надоевший хуже горькой редьки. Сейчас принять душ, почистить сапоги и сходить побаловать себя в «Националь».
— Женя? Задорожный? — оклик застал его врасплох.
— Вы кто? Мы знакомы? — спросил он у какого-то штатского со смутно знакомым лицом.
— Без пятнадцати три, — прозвучало в ответ и капитан так и замер, силясь понять, почему он ушел со службы в такой ранний час.
* * *
Проснулся он, сидя в кресле. Ноги немного затекли, но голова была ясной и легкой. Хотелось есть, но, посмотрев на часы, капитан понял, что в ресторан идти уже поздно. Пришлось идти на кухню и ставить чайник. Пошарив в буфете, Задорожный нашел кусок колбасы, краюху немного подсохшего хлеба и сделал себе бутерброд. Заглянув в зеркало, подумал, что надо бы подстричься, а то прическа как у бабы какой-то. Глянув на стоящую возле зеркала баночку с бриолином, он вспомнил Яшкина с его бесконечными похлопываниями по заду и поглаживанием плеч и брезгливо сплюнул в раковину.