* * *
Правое плечо к утру побагровело, ссадина на месте содранной кожи покраснела и немного воспалилась, несмотря на то, что, придя домой, Иохель сразу же обработал ее йодом. Морщась от боли (вчера не так было, надо бы сейчас перекисью хорошенько промыть), он пошел умываться, отложив чайник и завтрак на потом.
В замке заворочался ключ, дверь открылась и доктор услышал голос Синицына:
— Это я, тащ майор! Приехал.
— Слышу, Сидор. Я в ванной. Поставь, пожалуйста, чайник, позавтракаем вместе.
— Сейчас, сам голодный. О, где это ты попал, Моисеич? — спросил Синицын.
— Да ночью сегодня, здесь рядом, на Смоленской, придурок какой-то с куском кабеля напал. Пиджак на выброс, весь рукав изорвал, ну и по плечу прошелся вскользь. Да ладно, ничего страшного, жив, почти цел. Ты как? Как съездил? Что мама? Остальные что?
— Да хорошо там у них. Деньги Марии Ароновне передал, забор поправил немного, да крыльцо чуть-чуть, ерунда. Скучно там маме твоей, руководить некем, девки-то разбежались, ты уехал, я тоже, вот она и страдает. То с соседками воюет, то разговоры с подругами ведет. Мужика бы ей надо, да где ж его возьмешь, а ей ведь не какого угодно, а правильного еврея, да чтоб не абы что, не сапожник какой, — Сидор явно цитировал маму Иохеля, наверное, разговоры эти велись с завидным постоянством. — Так что привет от Марии Ароновны, наилучшие пожелания и много советов по ведению хозяйства и устройству жизни. Давай-ка, Моисеич, я тебе плечо забинтую, а то будет тереться об одежду, не заживет. Пиджак я в починку отдам, сделают быстро, как новый будет. А как ты ночью на Смоленской-то оказался? Тащ майор, ты же в десять вечера спать ложиться привык? Или бабу нашел? Точно, нашел, по глазам вижу. И хорошо, это дело нужное, а то закис уже со своей учебой. Как дед старый прям.
* * *
На улицу 25 Октября Иохель пришел задолго до назначенных пяти часов — просто не смог вытерпеть. Свежую рубашку утюжил Синицын и теперь претензии к качеству глажки вряд ли могли возникнуть. Запасной пиджак, еще довоенный (в плечах тесноват, надо бы построить новый костюм, завтра же пойду, а то хожу как босяк). В руке он держал букетик ирисов, желтых и фиолетовых, которые купил тут же, у метро. Поначалу он нацелился на более представительные лилии, но его отговорила сама торговка — если для свидания, то лилии не подойдут, дама может испачкать ими платье, а тогда уже не праздник, а одно расстройство.
От входа в метро Иохель отошел чуть в сторону, к гастроному с красивым залом, украшенным мозаикой. Посмотрев на прилавок со сладостями, зашел и купил триста грамм «Петушка», по совету продавщицы.
Стрелки на часах, висевших через дорогу, на Лубянском пассаже [3] будто замерли на без четверти пять. Иохель даже заподозрил, что они остановились, но через какое-то время стрелка дернулась и издевательски остановилась на сорока шести минутах. Дотянув до пяти часов (только пять? а вдруг она опоздает? что тогда?), он уже не знал куда деваться. Полины не было (что, совсем не придет? да что же это? вернись ко мне скорее, мне страшно без тебя [4]). И когда через сто тысяч лет кто-то тронул его за руку, он только вздрогнул.
— Иохель, ты что такой бледный? Не заболел? Здравствуй!
— Здравствуй, Полина. Да вот, ждал тебя, видишь, это тебе, — он выдохнул и протянул букетик.
— Цветы-ы-ы-ы-ы, — протянула Полина и взяла ирисы обеими руками. — Иохель, ты… я не знаю даже… Мне уже, я не помню сколько не дарили цветы (у тебя что, не было никого? что за ерунда? простые цветы). Спасибо тебе, — она прижала букетик к груди и поцеловала его в щеку.
— Ты осторожнее с цветами, они пачкаются, — поделился он полученными от цветочницы сведениями. — Не так как лилии, но платье можно испортить…
— Да ерунда, испачкается, постираю. Нет, Иохель, ты чудо. Так хотелось цветов.
— Ну тогда вот, еще конфеты, для полного набора, — уверенность, куда-то пропавшая во время ожидания, возвращалась к нему и даже нашлись силы начать шутить. — Мороженое будешь? В кино? Или воздушный шарик?
— Нет, воздушный шарик — уже перебор. И в кино не хочу. Просто погуляем. А конфеты какие?
— Петушок — гребешок. Сам не пробовал, но посоветовали, вот и купил.
— Золотой гребешок, Иохель, золотой. Давай. Эти я люблю, они вкусные.
Он полез в карман за кулечком и Полина, отпустив его руку, повернулась к нему и погладила ладонью пиджак, тяжело вздохнув.
— Что-то не так?
— Да нет, всё хорошо. Просто вчера на тебе был ужасный пиджак, а сегодня кошмарный, — еще раз вздохнув, сказала Полина. — Кроме того, что он тебе узок в плечах, так еще и пошит кошмарно. Наверное, этот шедевр создан лучшими портными довоенного Каунаса?