Окрыленный известием вселенского масштаба о том, что в природе существуют люди, которые ТАК СИЛЬНО любят государство рабочих и крестьян, замполит по возвращению на борт немедленно собрал всех свободных от вахты и организовал внеочередное собрание, на котором Иохелю пришлось повторить сказку о добром букинисте. На следующий день, вооружившись цитатами из классиков марксизма-ленинизма, он срочно провел еще одно политзанятие, на котором основным блюдом опять был рассказ Иохеля. Это начинало надоедать. К тому же, замполит вспомнил, что майор медицинской службы в запасе и орденоносец Гляуберзонас до сих пор не вступил в ряды партии и начал доставать доктора требованием повысить сознательность и делами доказать стремление стать настоящим коммунистом. Встреча в Гаване уже не казалась бедному Иохелю такой замечательной.
Впрочем, стоянка в Веракрусе вернула пропавший было оптимизм, потому что оставшиеся неизвестными (вернее, позже невспомненные) местные жители, большие друзья Советского Союза, на халяву напоившие замполита и стармеха ядреной смесью пива и текилы, дали Иохелю возможность посетить яхту, на которой путешествовал Андрей, познакомиться с его женой Леной, оказавшейся русской до мозга костей и дочкой Мариной, гражданкой Канады с самого рождения, и замечательно провести с ними время. Во время застольной беседы даже выяснилось, что в Монреале в соседях у Андрея с Леной сейчас Маша Клайн [6], дочь раввина Соломона Клайна, соседа Иохеля в Каунасе. Доктор, позже доставленный Андреем туда, где он оставил своих спутников, нашел их пьяными и довольными. Судя по всему, любовь простых мексиканцев пролилась на них довольно щедро. Иохелю пришлось с помощью стармеха, еще немного державшегося на ногах, отнести практически бездыханное тело замполита на борт.
Этот эпизод дружбы народов не нашел своего отражения в политзанятиях. Замполит почти неделю мучился от отравления кактусовым самогоном и начал квалифицировать случившееся в Веракрусе как подлую провокацию наймитов международного капитала. Впрочем, капитан своей волей разбил их тройку и, к облегчению доктора и стармеха, замполит был заменен боцманом Охрименко.
* * *
— Иохель Моисеевич, срочно в трюм, там матросу ящик на ногу упал! — громкий стук и крик из-за двери разбудили Иохеля во время стоянки на траверзе Дюнкерка. Доктор вскочил и собрался за считанные секунды. Да и что там собираться, если надо было всего лишь натянуть брюки да схватить чемоданчик с тревожным набором.
Тяжелый ящик непонятно по какой причине упал на матроса, раздробив ему бедро. Посветив фонариком на ящик, Иохель попросил подбежавшего боцмана:
— Давай, свети, я сейчас ему жгут на ногу наложу, потом ящик уберем. Скажи, пусть с портом свяжутся, мне его здесь на борту в одиночку не спасти, оперировать надо.
Вдруг откуда-то сверху и слева раздался скрежет, Охрименко закричал: «Берегись!», Иохель заметил краем глаза мелькнувшую тень, что-то ударило его по левой кисти, а затем по лбу и мир перед глазами потемнел.
_____________________
[1] В РИ здание разрушено в августе 1944 в результате бомбардировок британской авиации.
[2] Во время Великой Отечественной генерала с фамилией Яшкин не существовало. Вымышленный персонаж, никаких прототипов в реальности не имел.
[3] В реальной истории А.А. Жданов умер в 1948 году.
[4] Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря — ИАБ, «Письма римскому другу».
[5] Естественно, доктор, в отличие от читателя, цитату из «Бриллиантовой руки» узнать не может.
[6] Маша Клайн, мать Леонарда Коэна, уехала со своим отцом, раввином Соломоном Клайном, из Каунаса в США в 1927 году, чуть позже переехав в Монреаль, где вышла замуж.
Глава 2
Очнулся Иохель от вопля боцмана:
— Оттаскивай доктора быстрее! Осторожно, дебил, тащи его, как мамку свою тащил бы! Попробуй только уронить! Я тебя под эти ящики потом лично засуну!
Голова болела, будто в ней что-то взорвалось и перед глазами всё плыло. К горлу комком подкатывала тошнота, а левая кисть отдавала пульсирующей болью. Комок из горла рванул наружу и Иохель только успел повернуть голову, чтобы стошнило не на себя. Левая рука обо что-то ударилась и новая волна боли добавилась к головокружению, заставив его застонать. «Что ж так хреново?» — подумал Гляуберзонас и, словно услышав его, судьба, наконец, сжалилась и его опустили на какую-то ровную поверхность. Перед глазами возникло лицо боцмана Охрименко: