— Да вот, бери, точно на него, — не глядя, сняла что-то с вешалки и подала Полине.
— Спасибо, Вера Романовна, погладим и вернем в лучшем виде, — схватила она за плечики ярко-красную рубашку и начала выталкивать Иохеля уже в обратную сторону.
— Так, раздевайся, мокрое сюда, сполоснем, посушим, погладим, ничего не заметишь. А эту надевай, — протянула она ему кумачовый ворох.
— Не слишком она… яркая? И жабо? Как я надену рубашку с жабо? Ты надо мной смеешься? — возмущенно спросил Иохель. — Там, наверное, миллион рубашек, а ты мне даешь красную и с этим кошмаром?
— Так, без паники! — шикнула Полина. — Ты что здесь устраиваешь? Жабо отстегивается, видишь? Цвет — ерунда, тебе в ней постоять и переодеться. Марат Тимурычу безразлично, в чем ты одет. Еще что тебя не устраивает? — она недоуменно подняла бровь
— Теперь, без жабо, намного лучше, — успокоился Иохель. — Терпимо.
— Нет, посмотрите на него! «Терпимо!». Я, значит, стараюсь, а ты вот так со мной. — она тяжело вздохнула и, не выдержав, рассмеялась. — Давай, помогу застегнуть. Пойдем.
Сдав его на руки флегматичному Марату Тимуровичу, Полина тут же убежала. Портной принес уже почти готовый пиджак, даже рукава втачали на свои места. Иохель снова начал поднимать и опускать руки, поворачиваться, садиться и вставать, при этом изнутри на пиджак прилаживались какие-то конструкции, так что будущему хозяину он начал напоминать рыцарскую броню. Смысла в своих действиях Иохель не видел, поэтому снова начал рассматривать наваленные рулоны ткани, лекала, ножницы, портновские линейки и сантиметровые ленты. Впрочем, и это ему быстро наскучило и он начал ждать конца процедуры.
Из забытья его вырвал голос Марат Тимурыча:
— Смотрите, пуговицы вот так устроят?
— Пуговицы? — встрепенулся Иохель и посмотрел на пиджак. — Да, пусть будет так.
— Ну и хорошо. Что же, жду во вторник, через два дня. Вы вот тут, на табуреточке посидите, пока Полина подойдет, — показал портной и тут же, забыв про заказчика, ушел ругаться со своими коллегами, причем, хоть и разговаривали они на русском, из их перепалки Иохель смог понять только союзы с предлогами и несколько разрозненных глаголов.
Полина вернулась через четверть часа и избавила его от ношения этой попугайской рубахи, может быть, уместной на сцене, или, к примеру, в кабаке с цыганами, но не на уважающем себя докторе.
— Послушай, а как так получилось, что у вас в здании прохладно? — спросил он Полину, проверяя, нет ли складок на рубашке, которую он только что заправил в брюки.
— Ну, у нас есть устройство для охлаждения воздуха, — менторским тоном начала она, — за границей, в жарких странах, их ставят на подоконники, — и, не выдержав, засмеялась. — Тебя, Ёша, надо когда-нибудь сфотографировать, когда ты так серьезно рассказываешь, что Волга впадает в Каспийское море, а Каунас — это в Литве. И еще раз надо сфотографировать, когда ты делаешь вид, что сердишься на меня, даже глаза закатываешь под лоб. А потом почаще тебе показывать, как смешно ты в такие моменты выглядишь. — Посмотрев по сторонам и убедившись, что их никто не видит, Полина поцеловала его в щеку. — На самом деле я не знаю, как там охлаждают воздух, что-то с вентиляцией. Всё, иди, если хочешь, подходи к пяти, вместе домой пойдем.
Взглянув на часы, Иохель увидел, что ждать придется чуть больше часа, а это время можно преспокойно убить, исследуя архитектурные красоты Петровки, до которых он так и не дошел в прошлый раз.
— В пять буду ждать, — улыбнувшись, сказал он и пошел к проходной.
Но Петровка и сегодня осталась неисследованной: едва Иохель открыл дверь, собираясь выйти на улицу, с потемневшего до черноты неба рекой хлынул ливень, такой сильный, что с крыльца здания не было видно даже другой стороны улицы. Ослепляюще мелькнула молния, попав в стоящее совсем рядом дерево и тут же сухим треском по ушам ударил гром. В воздухе резко запахло операционной после бактерицидной лампы. Иохель стоял, зачарованно глядя на горящее факелом дерево.
— Господи, спаси и помилуй, — пробормотала у него за спиной вахтерша. — Закрывай дверь, касатик, посмотрел, и будет. Нечего на такое пялиться. Иди вон, возле меня посидишь, куда тебе идти сейчас?
Она выдвинула из-под стойки маленький табурет и подвинула его Иохелю. Сама же достала откуда-то книгу, на обложке которой он заметил крадущегося куда-то мужчину и часть заголовка «Люпен». Подивившись незатейливым литературным вкусам вахтерши, он прислонился к стене и незаметно для себя задремал.