— Да, конечно, — подумав секунду, кивнул мужчина и отпустил свой край листочка
Иохель стоял и, не замечая, как Полина толкнула его в бок локтем, перечитывал в качающемся вагоне электрички: «Мело, мело по всей земле»**.
— Очень… да слов нет… шедевр просто, — пробормотал он. — Послушайте, я ведь даже не представился. Иохель Моисеевич. Моя спутница, Полина, — Иохель вспомнил, что едет не один.
— Борис Леонидович, — спокойно, никак не проявляя заинтересованности, представился пассажир, успевший сесть и сложить свои бумаги в папку.
— Вы позволите? — Иохель наклонил листок со стихотворением в сторону Полины.
Борис Леонидович равнодушно кивнул.
Полина перечитала стихотворение несколько раз, время от времени смешно шевеля губами, после чего вернула владельцу, который спокойно спрятал стихи в папку и утратил интерес к происходящему.
— Ты хоть знаешь, кто это был? — зашептала Полина, едва Борис Леонидович вышел из вагона на платформе Переделкино.
— Знаю, — спокойно ответил Иохель. — Пастернак. У меня была книга его стихов, там был портрет.
— И ты… так спокойно? — удивленно спросила Полина.
— А что, надо было броситься ему на шею и заплясать от радости? — погасил её пыл Иохель. — Ты же видела: едет человек на дачу, отдыхать. Мы и так его потревожили. А стихотворение очень хорошее. Ты стихотворение запомнила?
— Только начало, две строфы, — подумав, сказала Полина.
— Записывай, я конец запишу, потом соединим.
* * *
В понедельник встреча с Лысенко, до этого только мелькавшим на горизонте, как мираж, прошла буднично и даже немного скучно. Иохель поднялся в кабинет Презента сразу же после того, как Синицын отодвинул штору и приглашающе махнул рукой.
Секретаря в приемной Исая Израилевича не было, наверное, декан отправил ее куда-нибудь надолго, чтобы не мешала. Телефонная трубка лежала рядом с аппаратом, тихо попискивая короткими гудками.
Лысенко и Презент сидели рядом на стульях, уставившись прямо перед собой.
— Силен, Сидор. Молодец. Не трудно двоих держать было? — участливо спросил Иохель, пододвигая стул поближе к академикам. Сидя рядом друг с другом, они являли собой удивительно контрастное зрелище: открытое, располагающее к себе лицо Презента, на котором будто приклеена была добродушная улыбка и суровое, простое, лишенное даже намека на положительные эмоции лицо Лысенко.
— Да какое там двоих, — пренебрежительно ответил Синицын. — Исай, он меня как увидит, сам в транс впадает, и делать ничего не надо. А этот академик, — улыбнулся он чему-то, — не особо и сопротивлялся. Нет, Моисеич, ты подумай, вот года два назад сказал бы кто, что целых два академика меня слушать во всем будут, ни за что не поверил бы, — сдвинув свою соломенную шляпу на нос, Сидор почесал затылок.
— Не расслабляйся, еще не закончили ничего, — строгим голосом прервал его Иохель. — Сходи лучше, в приемной посмотри, чтобы не зашел кто-нибудь.
— Так кто ж зайдет? — удивился Синицын. — Я запру сейчас изнутри, да и все дела. Занимайся, тащ майор, всё спокойно.
— Ну что, Трофим Денисыч, на отдых не хочется? — участливо спросил Иохель.
— Так куда отдыхать, мне же всего пятьдесят, — спокойным ровным голосом ответил Лысенко. — Работать еще надо.
— Ну и ехал бы в Одессу, работал бы, — подсказал Иохель. — Там же тебя ждут.
— Хорошо, что ждут, — ответил Трофим Денисович. — Да кто же меня отпустит?
— Не беспокойся, товарищ академик, отпустят. С огромным удовольствием отпустят. Вот что тебе надо сделать…
* * *
Начало недели явно задалось. После удачного инструктажа Трофима Денисовича в деле с Юзиком оставалось только ждать тридцатого июля, субботы, когда с утра должна открыться сессия ВАСХНИЛ. Конечно, еще была пятница, когда Сидор обещал сделать что-то невообразимое с Исаем Презентом. Подробности своего замысла он не раскрывал, каждый раз, усмехаясь, повторял взятое неизвестно откуда «Ви будити приятно удивлины», но за это Иохель не переживал, в любом случае доклад Презента должен был закрывать сессию аж третьего августа.
Гуревич, с которым они встретились вечером в понедельник, будто копивший подходящие Иохелю случаи, отдал ему целых пять адресов с телефонами, причем два из них пришли «по следам выступлений» на Соколе.
— Эх, кабинетик бы Вам для приема, — вздохнул Михаил Осипович, — по квартирам, как почтальон, не набегаешься. Несерьезно.
— А Вы, профессор, придете меня проверять, можно ли мне работать? — засмеялся Иохель. — Никто мне ничего не разрешит, это всё только мечты.