Без пяти минут одиннадцать в зал вошла большая, человек двадцать, группа людей, которые уверенно направились к первым рядам. Лысенко шел последним, сжимая побелевшими пальцами ярко-красную папку с докладом и на ходу высматривая кого-то в зале. Впрочем, Иохель прекрасно знал, кого ищет академик. Исай Израилевич Презент отсутствовал. Гляуберзонас даже улыбнулся такой игре слов***. Впрочем, улыбаться он сразу перестал: дело предстояло серьезное и расслабляться пока было никак нельзя.
Лысенко
Никогда за Исаем такого не водилось. Он всегда загодя предупреждал, если что-то случалось. Может, заболел? Что-то случилось в пути? Всё равно подводит. Нельзя так, когда… Ладно, потом разберемся. Лысенко, догнав Нуждина, придержал его за рукав:
— Николай Иванович, Презента нет, выступишь с предложением по составу президиума. Вот список.
Нуждин кивнул, не глядя, взял список, дошел до первого ряда, остановился, сосредоточенно прочитал список и только после этого сел, держа лист немного на отлете, будто боялся испортить его
Дальше всё пошло как по писаному. Лысенко уже не слушал, как выбирали президиум, он уже был там, на трибуне, так манящей его. Он даже успел подумать, что странно, как простой деревянный ящик превращает человека в вождя и учителя. Но тут Нуждин произнес его фамилию, предваряя ее всеми регалиями, Трофим Денисович встал и четко, как солдат на параде, прошел к так притягивающему его деревянному сооружению, обтянутому кумачом.
Хлопали не все, Далеко не все. Только встав лицом к залу, Лысенко заметил, сколько в зале его врагов. Они все собрались в кучу, ближе к выходу и смотрели на него с настороженным отвращением. В отличие от другой половины зала, те как раз смотрели с явным восхищением, ожидая, чего уж греха таить, не только новых откровений, но и новых постов и званий. Трофим Денисович еще раз посмотрел налево, подумал: «Как их Презент пустил? Бардак какой-то. Собрались, сволочи, у двери, чтобы сбежать побыстрее, если что» и открыл папку.
Гляуберзонас
Трофим, зайдя в зал, поначалу немного запаниковал, остановился, начал рыскать взглядом по залу, не веря случившемуся. Иохель даже подумал, что тот всё бросит и пойдет разыскивать своего помощника. Но Лысенко догнал какого-то невзрачного, ничем не приметного мужчину, что-то сказал ему и, достав из папки, отдал листок, который тот, кивнув, понес перед собой как большую награду.
Впрочем, очень скоро оказалось, что это список предлагаемого президиума, который тот самый невзрачный спутник Лысенко по фамилии Нуждин, торжественно, будто что-то невероятно важное, зачитал. Быстренько проголосовав за тех, на кого придется смотреть, слово опять перешло к раздувавшемуся от своей неожиданной роли Нуждину. И тот, занудно перечислив бесчисленные звания Трофима Денисовича, объявил, что академик сейчас зачитает доклад «О положении в биологической науке». Лысенко вскочил с места и, смешно выпрямляя ноги, быстро пошел к трибуне.
На трибуне он сначала бережно уложил перед собой папку, поднял голову, посмотрел сначала налево, вглядываясь в тех, с кем придется сражаться, мельком взглянул направо — этих он давно знал, сосредоточенно, как перед прыжком в воду, посмотел на папку, открыл ее и произнес:
— Товарищи, мой доклад посвящен положению в биологической науке. Сам товарищ Сталин уделил этому вопросу немало внимания.
Упомянутый вождь вызвал привычную дозу аплодисментов, которые докладчик переждал с гордой улыбкой, намекая всем, кто посмеет сомневаться, что сейчас будут зачитаны те самые откровения, освященные именем самого товарища Сталина.
Едва аплодисменты стихли, Лысенко взял в руки первую страницу, положил назад, разгладил ее и открыл рот, собираясь начать доклад, как вдруг в наступившей тишине раздался звук, напоминающий щелчок пальцев.
Лысенко
Трофим Денисович откашлялся, решительно и небрежно собрал в кучу доклад, засунул его в папку и резко отодвинул в сторону. Красный прямоугольник, почти такого же цвета, как и трибуна, дополз до края, покачнулся и, медленно наклоняясь, словно думая, куда ему лучше деться, рухнул на пол, рассыпавшись широким веером. Кто-то из президиума бросился собирать рассыпавшиеся листки, но Лысенко не обратил на это внимания. Он задумался о чем-то, потом вздохнул и начал говорить.
Гляуберзонас
Слушать до конца весь развернувшийся цирк Иохель не стал. Лысенко, перестав каяться в развале самого верного из всех мичуринского учения и попытке извратить советскую генетику, запросился в отставку и быстро, почти бегом ушел из зала. Иохель встал со своего места и, стараясь не задеть никого из тех, кто вскочил с мест и толпился в проходе, пошел на выход. Дальше уже было неинтересно, все эти ламаркисты, морганисты и прочие мичуринцы. Пусть теперь Юзик сам разбирается с внезапно свалившимся на голову счастьем.