— Пообедаете с нами? — предложил Гляуберзонас, невольно косясь на два довольно-таки объемных рюкзака, стоявшие у двери.
— Нет, спасибо, хозяйка уже предлагала. Я, пожалуй, пойду. Чай был очень вкусным, — он поднялся и, не оглядываясь, пошел из кухни к выходу.
Иохель еле успел догнать его у двери, где Оскар Ундер надел шляпу и, ничего не сказав, собрался было уходить, но на самом пороге остановился и сказал:
— Простите, пожалуйста. Письмо. — он достал из внутреннего кармана коричневый конверт из плотной бумаги без каких-либо надписей, отдал его Иохелю и ушел.
— Ёша, это кто был? — удивленно спросила Полина. — Какой-то он… будто не настоящий. Я домой пришла, он за мной в подъезд зашёл, вроде и здоровенный такой, а я его только у двери заметила. Вежливый, аж зубы болят. Сказал, что к тебе, я ему даже отказать не подумала, смотрю, а он на кухне уже сидит, и говорит: «Спасибо, сахар не надо».
— Почему ненастоящий? Про твой чай он вполне эмоционально сказал, — ответил Иохель, целуя ее в щеку. И это прикосновение вернуло его в утраченное было из-за неожиданного визита чувство гармонии и радости. — Это почтальон, Полиночка. Привез почту
— Странный какой-то почтальон, — пробормотала Полина, продолжая держать руками лицо Иохеля.
— Потому что этот от какой-то специальной почты, они доставляют посылки быстро и прямо в руки тому, кому это предназначено, — объяснил Иохель. — Давай уже посмотрим, что там нам привезли.
Первый рюкзак, очень плотно набитый и большой, весил намного меньше, чем тогда, когда Оскар привез посылку с книгами. Завязан он был столь же хитроумно и туго и, наверное представлял собой фирменный знак почтальонов, так что Иохель быстро разрезал его и начал доставать картонные коробки.
— Ёша… это… я…, — Полина держала в руках выуженную из первой же коробки шляпку и ее можно было смело фотографировать для иллюстрации «Чрезвычайно удивленная женщина». — Где ты… это взял?
— Из рюкзака достал, ты же видела, — с улыбкой ответил Иохель, который за всю жизнь так и не смог понять причину дикого восторга, охватывающего женщин при виде этих самых шляпок. — Тут еще есть, будешь смотреть?
* * *
Пришедший через час Синицын только покачал головой, глядя на комнату, превратившуюся в большую примерочную, развернулся и пошел к себе.
— Подожди, Сидор, здесь и тебе есть! — позвал его Иохель.
— Шляпку? Или платье? — проворчал Синицын, останавливаясь на пороге комнаты.
— Нет, другое, — таинственно улыбаясь, сказал Иохель, доставая из-под вороха одежды плоскую картонную коробочку.
— Ну, и что мне с этой коробочки? — продолжал ворчать Сидор, но в глазах его появилось любопытство.
— Может, заглянешь? — предложил Иохель, теряя терпение от предвкушения реакции Синицына на содержимое коробочки.
Сидор наконец-то открыл крышку и достал квадратный конверт с маленькой граммофонной пластинкой. Он повертел ее, посмотрел на белые наклейки и спросил:
— И что? Написано не по-нашему, ты ж знаешь, Моисеич, я иностранным языкам не обучен. Прочитаешь? — он подал пластинку Иохелю.
— Да что там читать? Исполнитель Мадди Уотерс. На одной стороне песня «I feel like going home», на другой «I can’t be satisfied».
— Погоди, Моисеич, это та самая песня? — восторженно спросил Сидор. — Вот это да-а-а. Ну, знаешь, удружил. — он погладил конверт с пластинкой.
— Там еще фотография тебе. В той же коробочке.
— Это, наверное, который песню поет? Ишь, черный, как сапог, усики щегольские, смотрит хитро, наверное, не дурак выпить. Что написано? — спросил Синицын.
— Написано «На добрую память Сидору Синицыну от Мадди Уотерса».
— Да ну, Моисеич, заливаешь, не может такого быть, — в голосе Сидора сквозило неприкрытое сомнение. — Скажешь тоже, разве мне такой, хоть и негр, писать будет?
— Не веришь, спроси у Полины.
— Я, Сидор Иванович, в английском не сильна, но имя и фамилия написаны Ваши, я смотрела, — сказала Полина, в тысячный раз примеряющая очередную шляпку.
— Ну, тащ майор, ты прям волшебник, — Синицын бережно спрятал пластинку и фотографию назад в коробочку и сунул ее в карман. — Сколько лет прожил, а такого никто мне никогда не дарил. — Тут голос Сидора предательски дрогнул и он быстро ушел к себе в комнату.
Иохель расчистил себе место в кресле, сел поудобнее и еще раз перечитал письмо, которое ему чуть не забыли отдать.
«…Признаться, твои просьбы поставили меня в тупик на некоторое время. Проще всего оказалось съездить в Чикаго, всё равно по работе пришлось. Концерт этого парня я посетил, был там почти единственным белым, но обошлось. Мадди еще не заматерел и до звезды ему далеко, хотя блюз поет уже так, что ближайшие пару десятков лет вряд ли кто даже приблизится к такому уровню. Получить у него автограф для поклонника из России было плевым делом, тем более, что так далеко он свою известность не представлял. А вот с городом Парижем всё оказалось намного сложнее. Как выяснилось, из того, что я помнил о французской моде, сейчас существуют только Диор и Шанель, к тому же, последняя сейчас не у дел из-за того, что водила шуры-муры с немцами и отсиживается в Швейцарии. Зато Кристиан Диор жив, работает, и с огромным удовольствием подобрал для твоей дамы всякого добра по данным тобой размерам…