— Давай я тебе помогу, чтобы ты случайно не нарушил своё обещание, — Полина потянулась и взяла с тумбочки, стоявшей возле Иохеля, лежавший на ней том сочинений Маркса. — На, держи.
— И что? Книга как книга, что тут такого? — ему всё ещё удавалось сдерживать себя, хотя понимание, что разоблачение очень близко, заставляло Иохеля думать только о том, чтобы рассказать обо всём как можно более правдоподобно и при этом как можно меньше.
— Почитай мне, Гляуберзонас, второй абзац сверху на триста пятнадцатой странице, — из голоса Полины, пожалуй, можно было добывать сахар в промышленных масштабах.
Он полистал книгу, нашел нужную страницу и прочитал, стараясь делать это как можно более спокойно: «Она состоит в том, что вы постоянно вплетаете одну историю в другую, в третью, в четвертую… И это можно сочетать с прямым внушением. Наверное, это тоже легче продемонстрировать, чем объяснить. В 1991 году, летом, я был на семинаре Адама Берка в Новосибирске. Когда он с нами занимался, мы не сразу поняли, что часто погружались в транс во время занятий. Он не говорил нам прямо: „Войдите в транс“, он рассказывал нам разные истории»*:
— Пожалуй, хватит. Итак, ты читаешь книгу, в которой описываются некие события, происходящие через сорок с лишним лет, причем рассказчик говорит об этом, как о прошедшем достаточно давно. А в предыдущем абзаце он упоминает какие-то «Жигули», на которых кто-то там ездит. Иохель, — сахар из голоса Полины пропал и вместо него появился лёд в огромных количествах, — если ты мне скажешь, что это опечатка или отрывок из неизвестного романа Александра Беляева, я уйду в тот же миг. И извини, что это становится похожим на дешевый шантаж.
— Это чужая тайна, — немного подумав, сказал он. — Но я тебе ее открою. Если ты ее разгласишь, то мало нам всем не покажется. Как минимум, рассказавший надолго окажется в сумасшедшем доме. Просто… я встретил путешественника по времени. И он дал мне эти книги.
— Как у Уэллса? — удивленно спросила Полина.
— Наверное, только велосипеда с моторчиком у него не было. Его машина времени разрушена, — объяснил Иохель.
— И… он рассказал о будущем? — с ожиданием, что сейчас услышит этот рассказ, спросила Полина.
— Рассказал, — спокойно признался Иохель. — Без особых подробностей, но рассказал. Только теперь это не имеет значения.
— Это почему? — удивилась она. — Как ты можешь такое говорить? Ты знаешь такое, — она закатила глаза, не в силах выразить свои чувства, — и так спокойно об этом говоришь! Да ты знаешь, сколько я готовилась к этому разговору? Почти две недели! Знаешь, как хотелось спросить?
— Будущее изменилось. И очень сильно, — объяснил Иохель. — Путешественник его изменил.
— Как это «изменил»? О чем ты говоришь? — продолжила допытываться Полина.
— Вот так. Не знаю как, но вот тебе пример. Когда кончилась война? — спросил Иохель.
— Первого июня сорок четвертого. И что? — ответила Полина, не понимая, почему он спрашивает очевидные вещи.
— А в мире путешественника — девятого мая сорок пятого, — сказал Иохель. — Представляешь, сколько людей из тех, кто должен был погибнуть, остались в живых? Миллионы, наверное. Все эти люди изменяют будущее. Поэтому его рассказ не имеет никакого значения. А теперь поцелуй меня и будем ложиться спать.
— Почему это я должна тебя поцеловать? — удивилась Полина. — Нет, я не против, но почему именно сейчас?
— Грудь у тебя очень красивая, сил нет смотреть спокойно, — показал на сползшее вниз полотенце Иохель.
— Хорошо, я тебя поцелую, конечно же, но ты мне расскажешь про будущее, — начала торговаться Полина.
— А что про него рассказывать, я же говорю, оно теперь другое, — сказал Иохель, прижимая ее к себе. — Самолеты летают, машины ездят, телефоны звонят. А мы сидим на берегу океана, внуки бегают, я старый, а ты красивая.
— Засранец ты, Гляуберзонас, и враль, — поцеловала его Полина. — Но не надейся, я от тебя не отстану, пока не узнаю всё-всё-всё.
* * *
Утром, Сидор, дождавшись, когда Полина уйдет на работу, первым делом притащил свой приемник и водрузил его на старое место.
— Ну вот, как и не было ничего, — облегченно вздохнул он, поглаживая корпус радио. — Ты, Моисеич, расскажешь мне, что за игры ты устроил? Почему мне два дня домой возвращаться нельзя было? Тут пылью всё заросло, я хоть убрал бы, — проворчал он.
— Да понимаешь, мы с Полиной поспорили, я сказал, что ты вернешься раньше, чем через неделю, а она — что позже. Очень уж она хотела выиграть, — объяснил Иохель.
— Очень ты ее балуешь, тащ майор, попривыкнет, на голову сядет, — продолжил ворчать Сидор, выгребая веником из угла видимый только ему мусор.