— Не было ничего выдающегося там, — тихо ответила Полина. — А Белоруссию почти без боев освободили.
— Вот после Сталинграда перелом и случился, — объяснил Михаил. — До него всё шло примерно так же, разве что под Ленинградом удалось чуть получше сыграть. А после Сталинграда, когда нашли всё-таки резервы и рванули на Ростов, всё изменилось. Я об этом всём, только гораздо более подробно, рассказал кому надо. Кто надо смог убедить своих кого надо — и война кончилась на одиннадцать месяцев раньше, нам не достались дармоеды из Восточной Европы, Германию не разделили, только отгрызли несколько кусочков, японцы гораздо крепче потрепали американцев и англичан, кто должен был разбогатеть, тот разбогател, а в нашей державе, что бы ни случилось в мире, только заворачивают покрепче гайки. Устраивает такая краткая история времени*?
— Устраивает, — сказала Полина. — Теперь устраивает, хотя ничего и непонятно.
— Так и мне непонятно, — улыбнулся Михаил. — Так оно всегда и устроено. Кто теперь узнает, кто там в Генштабе смог убедить больших начальников сделать так, а не иначе?
— А Вы, Михаил, чем всё это время занимались? — спросила Полина, разливая чай по чашкам.
— А вот об этом лучше никому не знать, — сказал Щербаков и от его шутливых интонаций ничего не осталось. — То, что я рассказывал до этого, проходит по разряду фантастики, а то, о чем спрашиваете Вы — по разряду отсеченных голов. Вопросы?
— Никаких, если Вы ничего не знаете о фасонах дамских платьев, — улыбнулась Полина.
— Ничего кроме того, что их длина будет всё больше укорачиваться, что вне всякого сомнения понравиться мужчинам, — развел руками Михаил. — Кстати, чай очень вкусный. Как Вы его завариваете?
* * *
— Ну и зачем всё это надо было? — спросил Иохель, когда Михаил с Сидором отправились на вокзал, а они с Полиной бурно помирились, дружно решив, что это намного лучше, чем глупая ссора. — Я и сам это знал, они же рассказывали мне, я потом сравнивал. Сказала бы, что тебя интересует, а то «будущее, будущее».
— Кто это «они»? — приподнявшись на локте, чтобы заглянуть ему в лицо, спросила Полина. — Был еще кто-то?
— Был еще кто-то. Второй путешественник, — сказал Иохель, укоряя себя за то, что не следил за языком.
— И где же этот таинственный второй? — в голосе Полины опять появился лёд.
— Живет в Канаде. В Монреале, — объяснил Иохель. — Это он прислал посылку с платьями и духами. И тут я тебя не обманул. Он действительно миллионер и я действительно когда-то оказал ему услугу. Мы случайно встретились в Гаване и он мне помог. И не вздумай со мной ссориться, я уже пожилой человек и не в силах вынести еще одну ночь на этом диване.
— И не надейся даже, — сказала Полина и поцеловала его. — Ты мне нужен здесь, рядом со мной. Почитай мне лучше стихи, ты же был начитанным мальчиком?
— Еще каким, — согласился Иохель. — Самым начитанным в округе. Я же не играл на скрипке, пришлось учиться. Слушай: «Если б я был древним полководцем…**».
— Нет, давай что-то другое, Кузмина я не люблю.
* * *
Синицын вернулся на следующий день вечером. Буркнул «Добрый вечер», помыл руки и, бормоча что-то под нос, сел за стол. Ему досталась последняя тарелка сваренного им же перед отъездом супа. Сначала он молча съел всё до последней капли, с сожалением облизал ложку, потом вытер тарелку куском хлеба до блеска, пододвинул поближе свою исполинскую кружку в чаем и сказал Иохелю, терпеливо ждавшему новостей:
— Нашли. Всё лежит близко к поверхности, достать просто. Я там лопатой пошуровал в нескольких местах, думаю, дня за два управимся.
— Машину надо искать? — спросил Иохель, больше для поддержания разговора, понимая, что Сидор уже составил подробный план действий и разложил всё по полочкам.
— Есть машина. Полуторка. Лебедка разборная, палатка армейская, инструмент всякий. Всё есть, Моисеич. Четыре дня на подготовку и выезжаем. Справимся вчетвером, не переживай, — Сидор погонял во рту кусок пиленого сахара, отпил глоток чая.
— Кто четвертый? — спросил Иохель. Разговор про четвертого он помнил, но не думал, что вопрос этот уже решенный.
— Как кто? — удивился Синицын. — Я думал, ты сразу догадаешься. Матвей Петрович, артельщик. Ты у него работаешь, между прочим. И машина его, и лебедка, и палатка, и инструмент. Я вчера еще утром с ним переговорил, он сказал, что для тебя, тащ майор, всё сделает, он слово своё помнит. Тут другая препона, Моисеич.
— Что за препона? — встревоженно спросил Иохель. — Случилось что-то?
— Плох этот Михаил, тащ майор. Совсем плох. То, что он хорохорится, не значит ничего. Вчера вечером хотели ехать уже, на станцию шли, а он сознание потерял, ногой дергать начал. Я и так и сяк — ничего. — Сидор начал активно жестикулировать, переживая вновь неприятный момент их путешествия, так что чуть не опрокинул на себя кружку. — Хорошо, от поселка недалеко, сбегал, на телеге довезли. К утру только в себя пришел.