— Николаич, а что торговался-то? Говорил же, что деньги для тебя не важны.
— Тут не в деньгах дело, — устало сказал Щербаков, было видно что эти переговоры дались ему нелегко, — а в уважении. Если принять все условия без торга, то противная сторона ни в грош тебя ставить не будет. Вот увидишь, они еще и какую-нибудь мелкую пакость могут придумать, так, для порядку, чтобы последнее слово за ними осталось.
* * *
Иохель сразу понял, что участвовать в надвигающемся занудстве у него нет ни сил, ни желания. Ни считать чужие деньги, ни обсуждать тонны мяса и овощей, которые будут направлены по каким-то там адресам, а уж тем более, меры, которые кто-то там будет принимать, чтобы на местах вороватые завхозы и прочие мелкие начальники не пустили всё на сторону, ему не хотелось. Это было неинтересно. К тому же, обладатель роскошных усов вызывал у него труднообъяснимую неприязнь.
Даже вся история с кладом не радовала — она была лишена малейшей капли романтики. Всё было обыденно и скучно, совсем не похоже на приключения Джима Хопкинса, даже если бы их рассказывал зануда доктор Ливси**. И вместо сундука с пиастрами клад был сложен в скучные зеленые армейские ящики.
И Иохель выбросил всю эту историю из головы. Он ходил к пациентам (впрочем, правды ради стоило отметить, что большинство из них были пациентками) и даже начал находить своеобразную прелесть в их скучных и предсказуемых историях, приправленных бесполезными интригами и никчемными изменами. По вечерам Иохель с удовольствием гулял с Полиной, во время прогулок они болтали о совершеннейшей ерунде, смеялись только им понятным вещам и он считал, что наконец-то понял, в чем состоит счастье. Не всего человечества, а одного человека, его, Иохеля Гляуберзонаса, личное счастье. Хотелось, чтобы мгновение длилось и длилось.
* * *
Конец переговоров он застал совершенно случайно. Никто его об этом не предупреждал (а сам он не интересовался), просто, зайдя домой, он услышал голоса на кухне, вошел, немного сдвинув в сторону мешавшего пройти адвоката и услышал последнюю фразу, сказанную старичком, по-прежнему одетого в белые парусиновые штаны и голубую льняную рубашку, застегнутую на все пуговицы:
— Ну вот и всё, уважаемый Михаил. Рад был работать с Вами. Ждем доставку груза в Бухару в любой момент, после чего мы начнем осуществлять то, о чем договорились.
— Не понял. Доставка разве не осуществляется вашими людьми? — немного (самую капельку) растерянно спросил Щербаков.
— У нас нет здесь достаточного количества людей, способных обеспечить сохранность груза, — голосом, в котором чувствовалось превосходство выигравшего, произнес старик. — Так что эта забота ложится на вас. Если мы это будем делать, наш гонорар возрастет на пять процентов. И это не обсуждается.
— Извините, я перебью, — неожиданно даже для себя вмешался Иохель. — Как мне к Вам обращаться?
— Борис Михайлович, — величаво ответил старичок. В этот момент в нем не было ничего забавного, даже странный дискомфорт цвета бровей и усов казался грозным и опасным.
— В какие сроки ваша сторона готова принять груз? — спросил Иохель, почему-то в этот момент больше всего желая, чтобы этот ставший ему неприятным пожилой мужчина выглядел растерянно.
— В любые, хоть завтра, — сказал Борис Михайлович.
— Адрес давайте, — протянул руку Иохель. Не глядя, он спрятал вырванный из блокнота листик с поспешно записанным на нем адресом, и сказал: — Ждите, груз будет на месте.
Выходя, он не выдержал, оглянулся и не смог сдержать улыбку: Борис Михайлович не смог скрыть разочарование.
* * *
— Объяснишь, что это было? — спросил Михаил, когда он вернулся примерно через час. — Я понял, что ты хотел опустить этого напыщенного говнюка. Мне самому его хотелось удавить. Но как ты собираешься доставить груз?
— Всё просто, — улыбаясь, сказал Иохель. — Военная авиация может творить чудеса. Сидор, ты сможешь слетать в Бухару сегодня ночью? Туда и назад, один день. Может, два.
— В Бухару? — переспросил Синицын. — Да и слетаю, я там еще не был, может, и не будет больше случая.
— Собирайся тогда, надо к двум часам в Кубинке быть. Я с вами поеду, показаться там надо будет.
— А что мне собираться, Моисеич? Три минуты и готово, — махнул рукой Сидор. — Вы отдыхайте, я пойду, предупрежу Матвея Петровича.
* * *
Открыть дверь самому не получилось: Полина закрываясь изнутри, забыла вытащить ключ. Иохель постучал, а потом, когда понял, что она не проснулась, постучал еще раз. Наконец, он услышал, как она идет к двери.