— Спи, Моррис, — ясным голосом резко произнесла Мэри.
— Мэри, я…
— Спи. Поговорим утром.
— О чем? Мэри, я хочу понять, что…
— Ты хочешь понять? — презрительно спросила она.
И добавила что-то, но тише, так, что ты не уловил.
— Извини? — произнес ты после паузы. — Я не совсем…
— Я сказала «Господи Иисусе», Моррис, — гневно ответила Мэри. — А теперь спи и дай спать мне.
Ее голос был очень твердым.
— Ты сердишься? — спросил ты через несколько секунд и тут же пожалел об этом.
— Ради бога, Моррис. — Мэри села на кровати и ударом руки включила свет. — Ты настолько пьян, что?.. Конечно, я сержусь! — Она сверкнула глазами.
Она была между тобой и лампой, и когда она слегка сдвинулась, свет попал тебе прямо в глаза.
Слишком ярко; ты закрылся ладонью, как щитом. Неожиданно Мэри отпрянула от тебя.
— Неужели ты думаешь, что я собираюсь… — Ты был шокирован.
— Я не знаю, что ты собираешься! — выкрикнула она. — И не уверена, что ты сам это знаешь.
Несколько секунд вы оба сидели, глядя друг на друга. Она злилась, ты был в полном замешательстве. Ты не мог понять, что не так — что-то произошло, но ты не имел понятия, что именно. Все же, чтобы показать, что ты не обижен, и продемонстрировать, что она на самом деле тебе небезразлична, ты нежно положил руку ей на плечо.
Мэри стряхнула ее.
— Не трогай меня! — свирепо проговорила она. Затем, через мгновение, добавила более спокойно: — Оставим все до завтра. Я очень устала, Моррис, очень.
Она не улыбнулась и протянула руку, чтобы выключить свет.
— Спокойной ночи, — сказал ты, постаравшись сделать это раньше нее. Она не ответила.
Вдвоем вы лежали в нескольких дюймах друг от друга, в молчании. То, что она не пожелала тебе спокойной ночи, каким-то образом подействовало на тебя успокаивающе. Сна не осталось ни в одном глазу. Требовалось усилие, чтобы сопротивляться искушению вновь взять ее за руку. А тебе хотелось. Ты знал, что это разозлит ее, — и все равно тебе хотелось. Ты предвидел ее реакцию: она отбросит руку в сторону, закричит на тебя, и от этого твоего проявления привязанности станет только хуже. Ты точно знал, что произойдет.
И прежде чем тебе удалось остановить себя, ты произнес ее имя вслух: — Мэри.
Без единого слова твоя жена поднялась. Ты увидел, как она надевает халат и сгибается за шлепанцами. Все в темноте. Ее силуэт двинулся по комнате, рассерженно. Молча, не говоря ни слова. Тебе нечего было сказать, по крайней мере сейчас. Ты услышал, как дверь за ней закрылась.
Она ушла спать в свободную комнату. Даже сейчас тебе хотелось последовать за ней, извиниться, вымолить прощение, дать обещание. На секунду ты представил, как лежишь в ее объятиях, примиренный, вы оба нежно обнимаете друг друга… и вдруг — почти мгновенно — ты вновь вернулся к моменту мольбы о прощении.
Лежа в постели, ты начал вспоминать все, что произошло, повторяя каждую фразу. Повторяя ее ярость. Повторяя жесты компромисса, которые, ты уверен, привели бы ее в еще большую ярость.
Глава 8
Звенел будильник. Мэри не было. Тебе плохо. Яркий солнечный свет лился в комнату. Мэри — в свободной комнате. Тебя сейчас стошнит. Внизу, у лестницы, с палкой в руке. Она ушла спать в свободную комнату. Если сейчас же встать, может быть, не стошнит. Голова раскалывается, а желудок…
Голова действительно болела. Лечебная похмельная порция. Лучший друг человека. Как собака. «Наказания» тоже были в передней. Посреди ночи. И ее ярость. Ее ярость. Как похмелье. Спасение от него — в будке за шкафом. Лучший друг. Но ты пока не будешь свистеть ему, еще нет. Хотя скоро. Держаться вертикально довольно трудно. Держи голову ниже — и выживешь.
Почти дошел. Хорошая собачка. Красивая собачка. Тебе не нужно садиться и служить. И хвостом тоже не нужно вилять. Я сам этим займусь вместо тебя. Твое здоровье, собачка! Лучший друг человека. А теперь за мое здоровье.
Для надежности погладим песика еще разок. Затем — бисквитный костюм и вниз по лестнице.
Пустая кухня. Этим утром ты решил отказаться от «Шреддиз» и Моцарта. Нет времени. Работа. Работа. Бисквиты.
Быстрая записка семье: хорошего дня, люблю, целую — надо показать им, что все в порядке. Впрочем, так и есть на самом деле. Еще один поцелуй на всякий случай, как решающий довод; ты чуть не рассмеялся вслух, еле удалось сдержаться. И — вон из дверей.