– О, только не надо снова об этом. Любовь – роскошь, доступная только богатым. Даже я не уверена, что при определенных обстоятельствах смогу до конца сопротивляться браку не по любви, хотя у меня в этом, к счастью, нет необходимости. В твоем же случае замужество необходимо. И мы обе это прекрасно знаем.
– Но я не из самой бедной семьи, между прочим, – резко напомнила Джоанна. – Мое наследство может быть и скромное, но его вполне достаточно, чтобы свести концы с концами.
– Возможно. Однако мама говорила, что положение незамужней женщины в твоей ситуации лишено смысла, если, конечно, у тебя не имеются какие-то резонные расчеты на более счастливое будущее. А ведь ты у нас и есть воплощение здравого смысла, если отбросить некоторую романтическую чувственность.
– Похоже, ты считаешь меня несговорчивой и расчетливой, – с удивлением констатировала Джоанна.
– Да, ты, безусловно, упрямица. Но я уверена, что упрямишься ты лишь для того, чтобы подобрать лучшую партию, – хмыкнула Лидия. – Я же знаю тебя, тебе просто нравится быть таинственной и загадочной.
– Мне?! – только и смогла воскликнуть еще более удивленная такой ерундой Джоанна.
– Да, тебе, – произнесла Лидия, придавая голосу шутливо-мрачный оттенок. – Между прочим, я видела, какие взгляды ты бросала на Холдинхэма, когда он был в Лондоне.
– И какие же? – спросила Джоанна.
– Ты то и дело косилась в его сторону, когда думала, что никто этого не видит. И было видно, что он тебе нравится. Я в этом абсолютно уверена. Признайся, Джо. Ведь у нас никогда не было секретов друг от друга.
Джоанна сердито покачала головой. Она действительно украдкой наблюдала тогда за Холдинхэмом, однако делала это исключительно в целях самозащиты, чтобы иметь возможность уклониться от встречи с ним наедине. Ведь лорд уже несколько раз пытался увлечь ее в сад, а жаловаться на это отцу Лидии, по мнению Джоанны, было бессмысленно.
– Что ж, отлично. Ты поймала меня, – сказала она игриво, намереваясь перевести этот нелепый разговор в шутку. – Полагаю, мне не остается ничего иного, как рассмотреть его кандидатуру. Тем более чтобы доставить тебе удовольствие, коль уж тебя так сильно волнует мое замужество. Ты же знаешь, я не могу ни в чем тебе отказать.
– Ты смеешься надо мной, – сказала Лидия, правда, без особой уверенности в голосе.
– Я?! – воскликнула Джоанна, стараясь сохранить строгое выражение лица. – Признаюсь, до сих пор я совершенно не представляла, сколь ужасно мое положение, но ты открыла мне глаза. И теперь я думаю, что ты, возможно, права. Я должна использовать любую возможность уже хотя бы для того, чтобы не остаться в старых девах. Холдинхэм с этой точки зрения, пожалуй, даже лучше многих других.
Губы Лидии неожиданно задрожали.
– Нет! Ты не можешь так думать! – воскликнула она, глядя на кузину так, будто та заявила, что луна сделана из зеленого сыра и она собирается съесть ее целиком.
– А почему нет? – ответила Джоанна, которая не могла пересилить желание подразнить Лидию. – Ты же сама говорила, что он весьма красив и вскоре будет располагать приличным состоянием, звучным титулом и прекрасным поместьем. Возможно, он не обратит внимание на то, что мне нечего предложить ему со своей стороны, если, конечно, не считать умных разговоров.
– Я так и знала! Я догадывалась, что ты поощряешь его ухаживания, заставляя всех нас ждать, гадать о том, что произойдет, и волноваться… О, Джо, как ты можешь?
К пущему удивлению Джоанны, Лидия разрыдалась.
– Ты могла хотя бы мне сказать о своих намерениях, – произнесла она сквозь слезы и всхлипнула: – А я считала, что мы с тобой лучшие подруги.
– Лидия, я и подумать не могла, что мои брачные намерения так много для тебя значат, честное слово, – растерянно сказала Джоанна. Она ощутила чувство вины за попытку подшутить над кузиной, выбрав столь волнительную, как оказалось, ее девичьему сердцу тему.
– Именно так я и думала… Конечно, я не была абсолютно уверена в твоих чувствах. Но… но теперь…
Лидия смолкла на полуслове и уткнулась лицом в подушку.
– И что теперь? – осторожно поинтересовалась Джоанна, силясь понять, в чем причина столь сильного расстройства Лидии. – Скажи же, наконец, что тебя так огорчило?
Лидия лишь сильнее вжалась в подушку и молчала.